Так говорил Ландау
Шрифт:
— Пойди закрой, — сказала я Коре.
— Да он сейчас вернётся. Это Женька. Так всегда, я привыкла.
А с непривычки всё выглядело дико. И эти визгливые выкрики, и хлопанье дверью. Каторжная работа — писать с маэстро.
Минут через двадцать, действительно, входная дверь скрипнула, и Лифшиц тихо поднялся в кабинет патрона. Работа продолжалась…
«Я готов стать на колени…»
… Наша система совершенно определенно есть фашистская система… Пока эта система существует, питать
Дау и не догадывался, что вся его квартира была нашпигована подслушивающими устройствами. Но вот когда в Москву приехал Нильс Бор, он не стал беседовать со своим любимым учеником в его кабинете, и они очень удобно расположились неподалеку от дома, под ясенем. Гарик их фотографировал, надо полагать, этот разговор никто не подслушивал.
Это так похоже на Дау, он был страшно беспечен. Вторая половина дня проходила в постоянном общении с коллегами, учениками, знакомыми. Дау невозможно представить без этого, он признавался: «Я поболтать очень люблю».
Ему была нужна аудитория: у него и мысли не могло появиться, что кто-то из тех, с кем он беседовал, сообщает на Лубянку содержание всех разговоров.
А речи он вёл очень смелые, слишком смелые по тем временам. Нельзя забывать, что Дау всегда интересовался политикой, в общем, всё происходящее в нашей стране и за рубежом тут же им оценивалось, и почти всегда весьма сурово.
Беспристрастные машинные записи прокомментированы сотрудниками компетентных органов, эти комментарии чудовищны:
«Ландау группирует вокруг себя ряд физиков-теоретиков из числа антисоветски, националистически настроенных учёных еврейской национальности. К этой группе относятся ученики так называемой новой школы Ландау: Лифшиц Е. М., Мейман Н. С. и др. Ландау организовал и возглавляет семинар физиков-теоретиков при Институте физических проблем, который посещают, главным образом, лица еврейской национальности, тесно связанные с Ландау. Было время (1951–1952 гг.), когда на этот семинар научные работники не из его окружения просто не допускались.
В июле-сентябре 1953 г., по донесениям агентуры, Ландау допускал клеветнические высказывания в адрес руководства партии и правительства по поводу разоблачения вражеской деятельности Берия. Впоследствии Ландау в беседе с другим агентом сказал, что его мнение по этому вопросу было неправильным. Оценки нашей внутренней политики по этому вопросу он не давал.
Однако не все из его окружения придерживаются такой точки зрения. Ландау известны не только отдельные лица, высказывающие ему националистические настроения, но и, видимо, группа лиц. Об этом свидетельствует его разговор 3 ноября 1956 г. с профессором Мейманом Н. С., когда в ответ на националистические высказывания последнего Ландау ему заявил: «Ты выступаешь в защиту империализма. Ты попал в ужасную компанию, в ужасную компанию попал. Ты до такой степени ослеп от национализма, что не понимаешь таких вещей. Ты находишься в компании непорядочных людей, как тебя это не ужасает?».
Тем
В 1948 году один из агентов по поводу разговора с Ландау сообщил следующее: «Ландау считает, что США самая благоприятная страна. Как-то он прочёл, что какой-то американский учёный, по национальности, кажется, чех, высказал желание уехать в СССР. «Ну и дурак», — сказал Ландау.
И ещё: «Патриотическая линия принесёт нашей науке вред. Мы ещё более отговариваемся от учёных Запада и отрываемся от передовых учёных и техников».
«Подлость — преимущество не только учёных, литераторов, корреспондентов газет и журналов. Это проститутки и ничтожества. Им платят, и они поэтому делают, что прикажут свыше».
Через агентуру и технику установлено, что Ландау считает себя «свободомыслящим» человеком, имеющим свои взгляды на вопросы внешней и внутренней политики нашего правительства. Так, например, 1 декабря 1956 года, сравнивая себя с другими учёными, Ландау заявил: «Я — свободомыслящий человек, а они — жалкие холуи. Я прежде всего чувствую свое превосходство».
Через некоторое время Ландау высказался по этому вопросу так: «Идея, которая лежит в основе компартии, — иезуитская идея. Это идея послушания начальству. Типичная, как и вся история иезуитского ордена».
Отрицая наличие у нас социалистической системы, он говорил: «Наша система — это диктатура класса чиновников, класса бюрократов. Я отвергаю, что наша система является социалистической, потому что средства производства принадлежат никак не народу, а бюрократии». В разговоре об этом он достал и читал с драматической дрожью в голосе текст выступления писателя Паустовского на собрании писателей, посвящённом обсуждению романа Дудинцева. Ландау восхищался силой и храбростью выступления и сказал: «Мы с вами трусливы, и не нашли бы в себе духа влепить дроздовым такую звонкую пощечину». Шёл 1956 год.
В разговоре с одной из приближённых к нему женщин Ландау заявил: «Наши есть фашисты с головы до ног. Они могут быть более либеральными, менее либеральными, но у них фашистские идеи. Но я считаю, чудесно, что вот этот иезуитский миф гибнет». И далее:
Женщина: Я не вижу пути свержения власти.
Ландау: Очень трудно дать пример. Я считаю, что сейчас у нас, по-видимому, нет подходящих генералов совершить военный переворот. Это очень лёгкое дело. Сравнительно лёгкое.
Женщина: Но будет ли это хорошо?
Ландау: По-видимому, да.
«Ландау подавляющее время находится дома, регулярно слушает передачи заграничного радио и, принимая у себя многочисленных посетителей, передаёт их антисоветское содержание. Основная масса разговоров его сводится к пересказам антисоветских передач и циничному обсуждению интимных подробностей отношений с различными женщинами. Так, 11 ноября 1956 года Ландау посетила неизвестная, и на вопрос о зверствах мятежников в Венгрии Ландау ей сказал: