Так говорил… Лем (Беседы со Станиславом Лемом)

Лем Станислав

– Почему?

– А потому просто, что мне кажется это излишним.

– И нет желания?

– Нет. Никаких особых желаний. И очень много времени занимает переписка с издателями… Ведь меня все-таки издают на тридцати семи языках мира. Корректура, то-се… Я должен расписываться, давать автографы. Потом - конференции. Я четырежды доктор honoris causa. Потом я какой-то специальный,

экстра-гражданин Кракова. Потом - «Братство Гутенберга»… У меня шкаф полон разных, знаете, крестов, наград…

– Пан Станислав, немного возвращаясь назад, к «красной утопии»: по вашим статьям я понял, что вас раздражают капитализм, рынок…

– Он меня всегда раздражал.

– А что бы вы видели в идеале? Какое устройство общества?

– Не существует никакого идеального устройства для реальных людей. Ведь у нас есть такая ностальгия по временам Польской Народной Республики. А в России - по СССР.

– То есть вам кажется, что то устройство более приспособлено к реальным людям?

– Не могу так сказать. Знаете, были огромные жертвы.

– Но без них ничего бы не получилось!

– Но с моральной точки зрения даже неприлично говорить, что было лучше, чем теперь. Мне тогда было хорошо. Но мне и теперь неплохо. Единственное, что изменилось: я стал стар, мне идет восьмидесятый год. А кроме того, я очень удивляюсь, что дожил до такого времени: люди уже побывали на Луне, используется атомная энергия, идет очень быстрый прогресс компьютеризации и дигитализации. Я видел вчера… первый раз… У моего сына маленькая дочка, и они купили себе дигитальный фотоаппарат… Оказывается, с него получаются совершенно замечательные снимки. Но я лично в этом уже не участвую. С меня хватит. Большое спасибо. У меня старая автомашина, «мерседес», я имею ее двадцать лет, проехал более ста пяти тысяч километров - и езжу… мне не надо другой.

– И к компьютеру вы не тянетесь, оставляете секретарю?

– Я возвращаюсь из книжных магазинов, а в руках практически ничего. Молодежь писала стихи и опять пишет стихи. Вроде как будто не было Второй мировой войны, перемены всего общественного строя. Единственная разница: теперь легко издавать всякую чепуху, всякую глупость - и все!

– И вы до сих пор пишете на машинке?

– Да, это старая немецкая машинка. Я написал на ней около тридцати книг.

– И сейчас на ней пишете?

– Сейчас не пишу, нет. Только диктую моему секретарю.

– Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к книге Тейяра де Шардена «Феномен человека» [244] ?

– Этого теолога? Нет, я никогда не читаю теологов.

244

Книга,

которая произвела на меня впечатление и воздействие, подобные впечатлению и воздействию «Суммы технологии».

– А к Гумилеву Льву Николаевичу? «Этногенез и биосфера Земли»? Вы читали?

– Нет, нет. Я читаю Бертрана Рассела, Вильгельма Штайна, Поппера - скажем, таких философов. Кроме того, я прошу вас иметь в виду, что в сутках всего четырнадцать часов, которые можно посвятить чтению. Но, кроме чтения, человек должен жить. Заниматься знакомыми… Есть какие-то критики, которые изучают эти произведения. Была недавно конференция, немецко-польская, посвященная всему моему творчеству, а теперь будет в Праге. И я даже на нее не поехал. Могу я сидеть и не слушать ничего, потому что я глух? И это большое счастье. Что я глух.

– А не видели ли вы случайно «Кин-дза-дза»? Это фильм одного нашего крупного режиссера, Данелия, о кризисе техногенной цивилизации. О планете, на которой ужасные отношения между людьми, но зато все летает, перемещается, трансплантируется…

– Нет! Я никаких картин не смотрю. Я вам уже сказал, что не занимаюсь смотрением телевидения, и это правда. Стопроцентная правда. Даже прогноз - какой будет завтра погода - мне безразличен. Я даже не прочел и не просмотрел последних номеров «Природы». Вот закрытая папка - там новейшие толстые журналы из Москвы.

– Вы написали «Диалоги», «Сумму технологии» - и одновременно «Солярис», «Возвращение со звезд», Пиркса, «Звездные дневники Ийона Тихого»… Вы что, своей беллетристикой, фантастикой хотели просто продемонстрировать, разжевать собственные идеи? Или художественные вещи сами по себе зарождались в вас, требовали воплощения?

– Откуда это у меня бралось - я не знаю.

– И все же: вы больше ощущали себя философом или беллетристом? Рассказчиком или мыслителем?

– Думаю, все-таки мыслителем. Дело в том, что меня интересует действительныйпуть будущей цивилизации человечества, а не то, что можно себе… эдак сказочно… нафантазировать. Я не люблю то, что американцы называют fantasy, а только твердую science fiction. Я и твердую scienceих не читаю теперь, потому что времени нет.

– Но вы ведь писали в числе прочего и фантазии, и бурлески, хулиганили…

– Я написал сорок томов и сказал потом: «Хватит с меня!» Теперь я пишу в такой польский журнал « Odra», кроме того… то, что молодежь читает… немножко… в популярных изданиях… о современных достижениях науки… есть такие издательства для школ. Я являюсь членом Польской Академии наук, оттуда тоже приходят письма - я даже не открываю конвертов…

– На ваш взгляд: какова самая сильная опасность для цивилизации сегодня?