Так хохотал Шопенгауэр
Шрифт:
Жириновский накатал повесть в сорок лет. Простая такая повесть, не лучше многих и не хуже некоторых. Что-то про ментов, про пацанов, про Сталина и бытовуху. Хотел мужчина в сорок лет пробиться в писатели. Хотел созвать знакомых, достать свежий номерок «Нового мира» и сказать, скромно потупив честолюбивый взор. Не хотите, мол, посмотреть. А знакомые читали бы повесть и лучились зеленой завистью. Ан нет, накладочка вышла. Критики сочли творчество заурядным, впрочем, правы были те критики, многие из них рубили в литературе посильней Жириновского… Так он и не заделался писателем в сорок лет. Зато через два года Владимир уже баллотировался в президенты. Миллионы людей выбрали его сердцем. Промысел ли то Божий? Он сильно мучился в детстве, страдал в юности, хранил нерастраченное во взрослые годы. Господь по своей привыке снизощел к тому, кто так много хотел и так много страдал. Господь добр к таким. Шопенгауэр вынул «беретту» и пару раз огрызнулся в воздух. Канатный плясун почуял недоброе и бочком начал протискиваться к проходу. Шопенгауэр посмеивался. Люди на площади
Артур прикоснулся к горячему микрофону.
— Я не знаю, с чего начать, — произнес он застенчиво. — Я ведь не публичный оратор. Мне есть, что сказать, но еще нет единственно верных слов. Но, может быть, я попробую?
Солнце било ему в глаза, а Шопенгауэр изучающе глядел в очи солнцу. Смотрел в его оранжевые зрачки и посмеивался. Солнце не выдержало и улыбнулось в ответ. Я наконец-то не один, обрадовался Артур, солнце теперь мне друг, солнце всегда будет со мной и никогда не предаст. Ведь солнце не предает тех, кому улыбнулось. Как бы подоходчивее рассказать это людям?
— Все просто, — продолжал Артур. — Источник энергии и силы всегда внутри. Понимание внутри. Переход отсутствует: либо есть, либо нет. И если нет того, что примет инфомацию, говорить бесполезно. Но если имеется то, ради чего принять информацию, ее примут. Если есть душевный кризис — есть потребность в новой порции знания. Почему так много тупиц? Человек пребывает на каком-то уровне, он стабилен в своем состоянии новое знание будет отторгнуто. Он не стремится на другой уровень, потому что не знает, что другой уровень где-то есть. Можно прочитать ему все философские книги планеты, такой парень скажет: а, шизомуть, — и пойдет пастись на лужайку. Если вежливый, то скажет, что это не по его мозгам. Но мозги у всех одинаковые. Разная структура души. А структура души разная лишь потому, что различны жизни. Все определяют обстоятельства, в которые человека загоняют другие обстоятельства, и так до бесконечности…
Но это неважно. Принципиальна ошибка мудрецов, которые пытались сочинить общие для всех правила жизни. Нет, допустим, ничего более лживого, чем категорический императив Канта. Я напомню его: поступай так, чтобы максима твоих поступков могла лечь в основу всеобщего законодательства. Я постараюсь объяснить, почему это величайшая ложь. Он предполагает, что правила для всех общие, и если есть мораль, то она недифференцирована. Закон внутри нас должен быть одинаковым. Я утверждаю, что закон внутри нас должен быть разным. Августин говорил, что Абсолютное Зло невозможно, потому что уничтожит само себя. Представьте империю, где люди относятся друг к другу по канонам Абсолютного Зла — так вот, они уничтожат сами себя, и империя умрет. Я говорю, что Абсолютное Добро не менее опасно в том смысле, что тоже уничтожит само себя. Представьте страну, где люди живут по канонам Великого Добра — такая страна не выживет, развалится изнутри или растопчется извне, не су ть важно. Эволюция подтверждает, что в первую очередь выживают скомпенсированные сообщества, без крена в любую сторону. Наивные опровергаются просто: если бы сообщество Абсолютного Добра представлялось желательным, мы уже родились бы в нем. То, что такое сообщество не создалось за тысячелетия, а если и создавалось, то погибало, говорит о его нежизнеспособности, а следовательно — вредности и ненужности. А стремление к его построению — абсурдно.
Между тем кто-то должен стремиться именно к его построению, и в этом нет противоречий, я потом объясню… Нет сомнения, что весомые преимущества по жизни получает не скомпенсированная «справедливая» особь, несущая в себе равное количество позитива и негатива. Нет, проще жить или святым, или подонкам, людям крайностей, и нетрудно объяснить, почему. Радикальная установка — всегда лишний источник так необходимой всем нам энергии. Святой и подонок никогда не колеблются в выборе. У них всегда есть вектор и эталон, всегда есть цель и всегда есть воля. Они никогда не думают, что им делать. На свете столько несотворенного добра и несовершенных подлостей, что им просто некогда думать. Счастлив тот, кто имеет императив: всегда любить людей или всегда ненавидеть, и всегда плевать, как они к тебе при этом относятся. Не повезло тому, кто каждому воздает по заслугам, кто благодарит хороших и мстит плохим, кто взвешивает каждый шаг, на весах размеряя любовь и ненависть. А не слишком ли ответил? А не рано ли простил? А не много ли ей внимания? А не грубо ли сказанул? А не зря ли обидел? А не зря ли убил? А за что такой дорогой подарок? А не слишком ли за них рисковать? А не слишком жизнь отдать? Нельзя реверансы взвешивать. Ничего не бывает слишком, всего только мало. Чем больше сделал, тем лучше, а что сделал — куда менее важно, чем масштаб сделанного. Казалось бы, противоречия. Однако не так все. Обществу нужен баланс, а человек должен вести жизнь по максимуму: всех убить, всех спасти, всем подсобить, всем, чтоб до каждого дотронуться. Но за общество бояться не надо. Оно себя защитит, лишних святых по психушкам спрячет, лишним негодяям вышку даст, со всем лишним так или иначе разберется. Слишком добрых заклюют справедливые, и слишком злых заклюют справедливые, и друг друга они же заклюют. Однако чтоб чего-то по жизни сделать, часто нужно идти в моральные экстремисты. И вот здесь возникает вопрос: а на чью сторону? И вот здесь не надо Канта слушать, и Христа слушать, и Заратустру — все они люди умные, но к тебе касательство не имеющие. Себя надо слушать, себя, инстинкты свои врожденные и
Кстати, сочинил я вам: добрые, злые… Увлекся. Нет, конечно, ни законченных негодяев, ни святых. Сильные есть и слабые. Причем сильный способен на все, а слабый — ни на что. Даже на любовь. Не говоря уж о более сложных штуках. А сильный на все готов. Добро творить, зло — какая разница? Лишь бы Действовать. Но какой-то пафос у него есть — в любом случае пример берется либо с Дьявола, либо с Бога. Так что подражайте кому хотите, пафосы по ценности не различны…
А какое вообще общество нужно? Какая страна будет правильной? Та страна, где все делается правильно. И влюбляются правильно, и разводятся, и детей пестуют, и деньги воруют правильно, и правильно сажают тех, кто правильно ворует деньги, и все правильно едят, правильно спят, правильно командуют, правильно подчиняются, правильно желают, правильно выбирают место работы, правильно общаются, правильно убивают, правильно смеются и управляют страной. И в школах учат правильным вещам вместо органической химии, и литераторы делают правильные книги, и армия правильно подавляет соседние этносы, как же их не подавлять, неправильных-то? Такая страна, несомненно, будет примером для всего мира, будь она хоть Нигерией, хоть Японией, хоть Россией.
Что значит правильно? Это значит, что по определенным правилам, по определенным алгоритмам и технологиям. В любом деле, будь то переход через Альпы или совращение малолетних, есть свои алгоритмы и технологии. В любом случае, это приемы и законы, которые можно вывести, узнать, записать в книгах, передать новому поколению. И тогда это новое поколение без единого выстрела завоюет мир. Человек, который все делает правильно, неодолим. Нация, которая все делает правильно, будет править остальными народами. И никуда не денутся остальные народы. И не при чем здесь танковые корпуса и водородная бомбочка. Правильному господину подчиняются с радостью. Люди и народы ведь хотят, чтобы спустились боги и начали ими правильно управлять…
Нужно только одно правильно поставленное поколение, только одно. Чтоб ребята и девчата знали, чего в жизни хотеть и как мечты воплощать в реальность. Начнем с этого, а затем и третий глаз откроется, и таланты объявятся, и экономика завертится, и ай-кью взлетит, и духовность заколосится. Простой школьник будет вам романы писать половчей Достоевского, а старинные мудрецы будут почитаться за недоумков, потому что любой студент будет на голову выше Шестова и Данилевского, Флоренского и Бердяева, Соловьева и Розанова, Вернадского и Чижевского, Федорова и Леонтьева, Сорокина и Чаадаева, Хомякова и Плеханова, и евразийцев, и космистов, и марксистов, и социал-адвентистов.
Вся штука в том, чтобы перестать гоняться за счастьем. Перестать хотеть счастья. Перестать вообще думать: вот сделаю то и то, и подвалит мне счастья. Одни люди всю жизнь хотят счастьюшка и его, конечно, не достигают. Другие думают о более конкретных вещах и иногда достигают, если, конечно, алгоритм у них правильный и удача есть. Можно ведь, например, сказать: хочу миллион долларов. Если алгоритм верный и судьба не совсем против, будет тебе миллион долларов через энный промежуток времен… Можно сказать — хочу стать президентом. Наверняка есть такой алгоритм, алгоритм становления президентом. Законы и правила, методология и приемы — наверняка существуют, и не столь сложны, и вполне доступны для понимания. Надо только узнать, а чтобы узнать, нужно уметь правильно хотеть и правильно думать. Хоть и сложен тут алгоритм, наверняка посложнее, чем взять миллион. Президентов меньше, чем миллионов, соперников больше, алгоритм труден, нужно больше хотеть, больше думать, нужно больше удачи.
Пора понять, наконец: нет на земле никакого счастья, в том смысле нет, какой ему люди придают. Сделал, мол, чего — вот тебе и счастье, вот и радостишка до конца дней от того, что однажды ты что-то сделал. А не так все. Короли не счастливее запыленных работяг, если мы берем по эмоциям. У работяг-то сухарь большой, а у олигархов яхты маленькие. Банальщину, наверное, несу… Но если это банальщина, почему все люди верят в то, чего и на свете-то нет, верят в пресловутое счастье? Значит, не совсем банальщина. Значит, для сотни человек банальщина, а остальным как благая весть. Счастье — это несколько часов после того, как тронулся статус индивида. Может быть, дней. Недель в крайнем случае, но не месяцев, не лет, не целая жизнь. Тронулся, конечно, вверх, куда надо тронулся, туда, куда ты хотел. Ну отдалась тебе любимая женщина, ну случилось такое — долго ждал, хотел, мучился, — но вот, совершилось. Допустим, она всегда будет с тобой. Конечно, счастлив, а потом? Или, допустим, выбрали депутатом. Или, допустим, выбрали президентом. Или стал ты наконец мировым диктатором. Ну случился дискретный разрыв, изменится твое место в мире, изменится положение некоторых вещей вокруг, изменится мир, будешь ты в другом режиме и статусе. Будут тебе парламенские слушания как институтские лекции, будет встреча с премьером Англии бытовухой, будет тебе любимая интерьером. По другому-то как?