Так и живём
Шрифт:
Женщина отдала ему за всё деньги, и стала ждать сдачу 40 рублей.
– Да, квитанцию вам…– сказал мужчина.
– Вы уже дали мне квитанцию.
– Ах, да. Квитанцию выдал, батарейки вставил, что же ещё?
– Еще осталось 40 рублей сдачи выдать, – напомнила женщина.
– Ах, да, 40 рублей, – стал он искать в кассе сдачу. – Подождите, я схожу, разменяю.
– Опять ждать, – думала женщина, уже с нетерпением поглядывая на часы.
Ждать пришлось минут десять. Наконец, мужчина вернулся, отдал сдачу. Покупательница поблагодарила за пульт и направилась к выходу из отдела. Сменщицы всё ещё не было, где-то застряла.
«Ну и торговля!– подумала посетительница универмага. – Ну и семейка»!
КОЛЫБА
На
Когда-то колыба служила приютом охотников, овцеводов, да и бог знает каких людей, которые в силу обстоятельств вынуждены были скитаться. Она выручала тех, кого темнота застала под открытым небом, кого застигли в пути усталость и голод; да и просто тех, кто оказался вдали от родного дома. А в последнее время колыба всё чаще стала служить пристанищем для туристов.
Долину, где стоит колыба, местные жители прозвали «гнилым местом». Здесь уж как зарядят дожди – конца им нет. Выпавшие в долине речки осадки, испаряясь, не уходят, а конденсируются и снова выпадают на землю. Но уж когда засияет солнце, долина оживает: поникшие травы выпрямляются, промокшие цветы быстро высыхают и вновь радуют глаз своим весёлым видом. Вода двух небольших водопадиков, между которыми так живописно приютилась колыба, поймав солнечные лучи, словно играя, перекатывает их в своих холодных гремящих потоках. Водопады как будто соревнуются между собой – кто поймает больше солнечных лучей; у какого из них они будут ярче и многоцветнее. Небольшой мостик через бурливую речушку быстро высыхает от проливных дождей и, затаившись в тени буков, поджидает туристов, которые вот-вот должны будут прибыть, чтобы полюбоваться этим сказочно-красивым местом Закарпатья. А потом туристов пригласят отдохнуть в колыбе.
Колыба имеет округлую форму с шарообразной крышей и трубой посредине. Труба эта служит дымоотводом от костра, предназначенного для приготовления шашлыков. Они и составляют главную приманку для путешественников. На небольшом расстоянии от костра, с обеих сторон от входной двери, стоят несколько деревянных столов со скамейками. А напротив двери – буфет. Здесь желающие могут получить, для лучшего понимания вкуса шашлыков, горячительное, которое, впрочем, отпускается не по низкой цене.
Вот и всё скромное убранство колыбы, не считая тусклых фонарей над каждым из столов. Днём они лишь слегка усиливают слабый свет из маленьких окошек в крыше.
С приходом туристов, колыба сразу наполняется гомоном, смехом. Включается магнитофон; звучит старинное танго или вальс. Странники уже успели распробовать то, что взяли в буфете, некоторые распробовали даже очень хорошо, успели закусить поданной колбаской, салатом из капусты и свежими огурцами, и теперь поглядывают в сторону костра, где на железных приспособлениях уже начинают покрываться аппетитной корочкой нанизанные на шампуры кусочки баранины вперемежку с кольцами лука и томатами.
Над шашлыками для прибывшей группы туристов колдуют двое: старый, сухой, но крепкого сложения дед лет семидесяти, и юродивый. Юродивый больше мешает деду, чем помогает, однако, выполняет несложные подсобные работы: приносит в ведре откуда-то угли для костра, переворачивает мясо на шампурах, а больше всего глядит своими выпуклыми круглыми глазами по сторонам, да вытягивает неестественно шею, как будто ей что-то мешает за воротником.
То с одного стола, то с другого, деда и юродивого угощают выпивкой: кто-то нальёт сто грамм сухого вина, кто-то напитка покрепче. И тот и другой с удовольствием принимают подношения. А когда дед занят приготовлением шашлыков, юродивый перехватывает его порцию, на что дед по простоте душевной не обижается. Он давно привык
А жизнь у старика, в общем-то, была не плохая. Во времена его молодости колыба, какой её сегодня видят туристы, была совсем не такая. Тогда это был всего лишь приют, крыша над головой, да маленькая железная печурка в углу, возле которой можно было обогреться, посушить промокшую одежду да вскипятить чайник. В то время старик пас стада овец в окрестных горах, и, нередко, промокший и уставший, останавливался на ночь в хижине. А наутро гнал овец на другое пастбище.
Жена его с тремя детьми жили в селе. Шли годы, жена у пастуха умерла, дети выросли и теперь были где-то далеко в городе: два сына работали на заводе, дочка учительствовала. Звали дети и старика в город, да не согласился он ехать. Слишком дороги были ему родные места, где прошла вся его жизнь. Другой жизни, да ещё на старости лет, он не хотел. Потому и остался жить в горах. Как говорится: где родился – там и пригодился.
Со временем всё больше туристов стало приезжать в те места, где жил старик. Вот и решили они с юродивым, когда тот был помоложе и обладал недюжинной силой, приспособить утлую хижину под своеобразную гостиницу. Нарубили они деревьев, сделали столы, скамьи с резными спинками. Устроили место для жарки шашлыков, и дело пошло. Так же, как и прежде, останавливались здесь охотники и пастухи, а чаще всего наведывались сюда туристы. Иногда это было только несколько человек, но особенно старик радовался, когда туристы прибывали целыми группами.
Спал старик и его помощник каждый в своей комнатке по обеим сторонам от входа, за красивыми резными дверями. Старик, конечно, скучал по детям да внукам. Изредка приезжали они к нему, но быстро уезжали – отвыкли от жизни в глуши. Каждый раз, жалея деда, зазывали его жить в городе, в квартире. И опять он отказывался. Слышал он, как чахли в городе старики из окрестных сёл, которых забирали с собой их дети. Некоторых, помоложе его, уж и в живых-то давно нет.
Нет, он не жаловался на жизнь, и работа ему пока была не в тягость. Любил он природу здешних мест с её переменчивым климатом, любил путешественников, туристов – загорелых, весёлых. С их приходом колыба наполнялась жизнью. Вот и сейчас в это далёкое от селений место, в затерянную среди гор, рек и водопадов колыбу, пришли люди. Они были на отдыхе, а потому – в хорошем настроении, смеялись. Оттого и старику становилось как-то веселее и не так одиноко.
ЭКСКУРСОВОД
Сидор Николаевич поднялся утром пожухлый, с сумбурными мыслями в голове. Стащил свои костлявые конечности с кровати, сунул их в тапки со смятыми задниками и прошлепал на кухню. В ушах звенело, хотелось опохмелиться. Открыл тумбочку, налил полстакана недопитой вечером водки, внимательно посмотрел своими близорукими глазами на стакан, словно сомневаясь, пить или не пить и, чтобы не раздумать, быстро перевернул в себя содержимое стакана. Причмокнул, подумал, и поплёлся опять к постели. Сел на край и стал соображать, что за день настал, выходной иль рабочий, и что он ему уготовил. Мысли после выпитого стали понемногу проясняться, а настроение портиться.
«Фу ты, чёрт, – думал он, – экскурсантов из пансионата в музей надо везти, а тут на душе черно и в голове беспросветно. Во сколько хоть экскурсия, надо посмотреть, хоть бы не утром».
Он опять встал и начал искать брошенный где-то накануне пиджак. Искал долго, пока случайно не увидел его под стулом. Поднял, стряхнул приставшую к нему пыль, достал из кармана записную книжку, где, уж что-что, а в этом ему не откажешь, аккуратно записывал все служебные дела и поручения. Нашёл последнюю запись: экскурсия в краеведческий музей – девять тридцать. С испугом взглянул на часы. Было уже полдевятого. Только-только добраться до пансионата. Мысли заработали учащенно, но голова оставалась тяжёлой.