Так - мне нравится!
Шрифт:
Когда Дэн вернулся к своему столу, начало его стихотворения пропало, но весь штат был все еще в конференцзале.
Дэн не осмелился проводить расследование. Он мог лишь надеяться, что отрывок его стихотворения будет напечатан в следующем номере Красной Буквы с подписью Аноним, тогда он бы признал, что стихо¬творение его, и литературное общество потребовало бы добавки. И он бы напечатал книгу — или, может, десять — и стал бы всемирно известным, как Мистери Крейз.
Хотя, может, и столь печально известным.
Л,
Дженни и Лео держались за руки во время всего фильма и продолжали держаться выйдя из кинотеатра. Дженни совершенно не обращала внимания на фильм. Все, о чем она могла думать на протяжении всего фильма, было: В конце концов он приведет меня домой. Мы всего в пяти кварталах от этого громадного здания с дворецким на Парк-авеню. И я познакомлюсь с его собакой, его мамой, её личным тренером и их десятью горничными…
«Я тут подумал, не пойти ли нам в музей Гуггенхайма». — Лео улыбнулся своей немножко кривозубой улыбкой.
Если его родители такие богатые, почему они не исправили ему зубы? — думала Дженни. Но тем не менее радовалась, что не исправили. «Уже девятый час. Разве музеи уже не закрыты?»
«У них сегодня эта фигня ежемесячная», — пояснил Лео. — «И так даже круче, знаешь, смотреть на картины, когда на улице темно».
Если бы Дженни подумала должным образом, она бы поняла, что это лучшее, что можно предложить. Во-первых, разве не клево, что они с Лео оба увлечены искусством? Во-вторых, разве не клево, что он знал обо всех этих обалденных ночных арт-событиях и хотел взять с собой именно ее?
Но все, о чем думала Дженни: Он не ведет меня к себе! Что со мной не так? Что с ним не так? Что у него за секреты?
«У тебя есть домашние животные?» — с подозрением спросила она, пока они пересекали Вторую авеню и направлялись на восток к Пятой.
«Животные? Нет. А что?» — Лео обнял ее за плечи. — «Б-р-р-р. Ты не замерзла? Дать тебе мой шарф?»
Еще один романтический жест, но думаете, она заметила?
Нет животных? — размышляла Дженни, слишком отвлеченная, чтобы обратить внимание на холод. — Но с чего ему лгать? И почему он так быстро сменил тему?
«Ну, вот мы и пришли».
Призрачное круглое здание, которое и являлось музеем Гуггенхайма, нависло над ними в темноте. «Целуй, целуй», — оглашал плакат над входом. Лео покраснел, заметив, что Дженни увидела его.
«Идем, зайдем внутрь».
Дженни открыла сумочку, чтобы заплатить за свой входной билет, но Лео дал знак спрятать кошелек. «Все в порядке. У меня членский билет. Мы можем зайти бесплатно».
Членский билет? Ну, ну, ну. И разве Элис не говорила, что Лео был замечен на том большом мероприятии в музее Фрика? Его семье, наверное, принадлежит Гуггенхайм.
Они поднялись в залы музея и остановились у первой картины выставки. День Рождения Марка Шагала, изображение женщины с букетом цветов, целующей мужчину, парящего над ней. Женщина выглядела так, будто занималась чем-то невыносимо скучным, вроде сервировки
«Мне нравится голубой», — произнес Лео, изучая ее. — «Казалось бы, голубой сделает ее холодной, но нет. Он прибавляет тепла».
«М-м-м-м». — Дженни не слышала ни слова. Она изучала его профиль, его, одежду, его туфли, его ногти, ища подсказку, какое-то объяснение.
Лео посмотрел на нее и опять покраснел. Он взял ее за руку. «Можно тебя поцеловать? Ну, то есть до того, как посмотрим следующую?»
И если до этого она не слушала, теперь она была вся внимание.
«О! Э… Конечно». Дженни сделала шаг назад и чуть не потеряла равновесие.
Лео сжал ее руку Крепче обычного. «Держу».
Дженни позволила ему притянуть ее к себе и подняла лицо навстречу ему. Чем они занимались потом, вовсе не секрет, хотя она и задавалась вопросом, где это он научился так целоваться.
Прекратила бы она уже думать, в конце концов.
ЭТОТ БУДУЩИЙ ЮРИСТ ОЧЕНЬ ДАЖЕ НИЧЕГО
«Знаешь, ты, должно быть, очень ему нравишься, если он приехал аж сюда в такой вечер», — прошептала Руби на ухо Ванессе, прежде чем началось обычное для понедельника выступление ее группы «Сладкий Папочка».
«Он здесь только ради музыки», — с сарказмом ответила Ванесса.
Джорди Розенфельд стоял у двери в темном, заполненном клубе, расстегивая свою зеленую лыжную парку от Коламбии. Из его удивительно длинного носа текло, а его желтый гольф будто устраивал забастовку упакованным в черное коренным жителям Уильямсберга.
Обычно от одного вида таких парней Ванессу чуть не выворачивало, но в данный момент ей было плевать, насколько желтый у него гольф. А его нос можно было даже назвать сексуальным и изящным, если посмотреть на него под определенным углом. Она поднялась и помахала рукой.
«Здравствуйте, миссис Абрамс», — поздоровался Джорди с Габриэлой. — «Как ваши дела, мистер Абрамс?»
Родители Ванессы были одеты в одинаковые футболки Гринпис, черные леггинсы, шлепанцы и белые гетры. Они сами могли быть экспонатом своей выставки.
Натюрморт из ненормальных хиппи.
Габриэла послала дочери растерянный взгляд. «Привет, Джорди. Ванесса не сказала, что ты придешь».
«Это потому, что я хотела устроить сюрприз». — Ванесса послала Джорди свою версию соблазнительной улыбки, что было простой улыбкой обычного человека, но Ванесса ведь никогда не улыбалась.
Джорди расстегнул наконец свою куртку и подсел к ней. — «Я закончил с газетой».
«Значит, заслужил выпить», — сказала ему Ванесса. Она подозвала бармена, зажав нос и дернув себя за уши в качестве шуточных сигналов. «Сладкий Папочка» так часто выступал в Файв-энд-Дайм, что тот практически стал их вторым домом. У Ванессы даже был небольшой роман со старым барменом, который теперь организовывал спуски на плотах в Новой Зеландии.