Так они погибают
Шрифт:
— Проведать моего друга.
— В Сан-Франциско?
— Не в Сан-Франциско.
— Тогда хорошо, — Она зевнула и опять потянулась. — В общем-то, мне совсем не хочется туда возвращаться. Мне приснился страшный сон о Сан-Франциско. Какой-то уродливый маленький человек с копной волос затащил меня в свою комнату и заставил делать ужасные вещи. Я точно не запомнила, в чем они заключались, правда. О, Господи, как скверно я себя чувствую. Я, наверное, нагрузилась вчера.
— Что-то в этом роде. Поспи еще, если хочешь. Или, может быть, перекусим?
— Не знаю, смогу ли я что-нибудь
Мы приближались к магистральной автостраде. Впереди показался дорожный ресторан для водителей дальнорейсовых грузовиков. Я свернул на станцию обслуживания возле ресторана и помог девушке выйти из машины. Мы выглядели очень жалкой парочкой. Она все еще передвигалась как лунатик, и в лучах полуденного солнца ее бледность приняла землистый оттенок. Я накрутил на своем спидометре еще триста сорок миль, но чувствовал себя так, будто все это расстояние прошел пешком. Мне нужно было поесть, поспать, побриться и принять душ. А больше всего я нуждался в том, чтобы с кем-нибудь поговорить или просто посмотреть на кого-то, кто был бы счастлив, удачлив и добродетелен или обладал хотя бы одним из этих трех качеств.
Большой натуральный бифштекс и кружка кофе основательно меня подкрепили. Девушка вяло обгрызла кусочек поджаренного хлеба, который обмакнула в желток своей яичницы. Героин заменял ей еду, питье и сон. Она погибнет, если не сумеет бросить эту дурную привычку. Такая перспектива беспокоила меня.
Я сказал ей об этом несколько другими словами, когда мы снова сели в машину:
— Я знал курильщиков травки и опиума, нюхателей кокаина и жевателей гашиша, любителей настойки опия, простых и горьких пьяниц. Парней и девиц, которые надирались всякой консервированной дрянью и медицинскими препаратами на спирту. Есть на свете даже такие люди, которые тянутся к мышьяку, и такие, которые готовы продать себя в рабство за хороший охлажденный стакан эфира. Но твоя привычка к наркотикам — самая худшая из всех.
— Читаете лекцию, — в ее голосе сквозила скука, свойственная подросткам. Как будто я был школьным учителем и пытался отговорить ее от жвачки. — Что вам известно о моих привычках, мистер хороший?
— Многое.
— Кто вы такой?
— Я частный сыщик. И уже сказал тебе об этом раньше. Но ты забыла.
— Да. Наверное, забыла. Вчера ночью я была в Сан-Франциско. Это, думаю, я помню. Добралась туда на автобусе.
— Ты что, действительно была там? Но как же ты туда доехала?
— Что с моим плечом? Я осмотрела его в ванной. Похоже, меня кто-то укусил.
— Тебя укусил москит.
На мгновение я оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее, наши взгляды встретились. До нее смысл сказанного мною не дошел.
— Совсем не смешно, — сказала она холодно.
Меня это злило и забавляло одновременно.
— Черт, ну не я же укусил тебя. — Но я недостаточно разозлился, чтобы напомнить ей без необходимости о прошедшей ночи. Даже для меня Москито утратил реальность, превратившись в порождение дурного сна.
Я опять посмотрел на лицо девушки и увидел: по нему пробежала какая-то тень воспоминаний.
— Вы сказали правду о моей
— Если судить по твоей внешности, ты полумертвая.
— Я смертельно устала, и мне наплевать. Мне совершенно наплевать на это.
Через некоторое время она опять задремала и проспала участок напряженного грузового движения на 101-й дороге и другой, еще более напряженный — на бульваре. И только на улице Мэйн она проснулась окончательно.
Я нашел местечко для парковки около здания суда. Было уже около двух часов дня, как раз самое время застать Питера Колтона в его кабинете. Она довольно спокойно пошла со мной, хотя ступала по тротуару так, будто он был сделан из резины, пока не увидела самого здания. Она остановилась как вкопанная:
— Вы хотите сдать меня!
— Не говори глупостей, — отозвался я, но я говорил неправду. Пара праздношатающихся бездельников двигалась в нашем направлении. Они были готовы засвидетельствовать все, что угодно. — Идем сейчас же со мной, не то укушу и второе твое плечо.
Она вытаращила глаза, но пошла со мной на негнущихся ногах, неохотно. Наши короткие черные тени одновременно штамповали ступеньки лестницы.
Я открыл дверь. Колтон находился у себя в кабинете. Носатый мужчина лет около пятидесяти, пышущий энергией. Он сидел за письменным столом, склонив голову над бумагами, и не отрывался от них довольно долго. Его светло-каштановые волосы, подстриженные под скобку, придавали ему что-то медвежье, что соответствовало и его характеру. Я подтолкнул девушку в комнату и довольно резко захлопнул дверь. Она отошла от меня к стене.
Колтон вскинул голову, стараясь произвести привычный эффект, его длинный нос обвиняюще повернулся ко мне.
— Так-так, блудный сын. Выглядите вы ужасно.
— Вот что получается, когда питаешься шелухой, которую уплетают свиньи.
— Все еще помните библейские мудрости, а я было разуверился в том, что вы умеете читать. — Я не успел ответить, как он уже уставился на девушку, которая тряслась от страха у стены. — Кто такая? Блудная дочь?
— Это Руфь, — ответил я. — Как твоя фамилия, Руфь?
— Не скажу, — запинаясь ответила она.
Колтон с интересом рассматривал ее холодными голубыми глазами.
— Что она принимает?
— Героин.
— Это неправда, — произнесла она деревянным голосом.
Колтон пожал плечами.
— Вы пришли не по адресу, верно? Я занят. Зачем привели ее сюда?
— Заняты делом Дэллинга?
— У вас крепкие нервы, Лю, если вы называете здесь эту фамилию. Вам повезло, что жена Тарантайна подтвердила ваш рассказ о пистолете. Помощник шерифа хотел запереть вас в одной из новых камер, но я уговорил его этого не делать. Можете торчать здесь и отнимать у меня время, но я в этом случае уговорю его сделать прямо противоположное. И это не составит для меня большого труда. За последние два года у нас было много неприятностей с частными детективами.