Так они погибают
Шрифт:
Впервые на моей памяти Колтон покраснел. И это зрелище было не очень-то приятным.
Глава тридцатая
Дело близилось к вечеру, когда я подъезжал к холму, на котором стоял дом Доузера, в третий и последний раз. Охрана у ворот сменилась, но неизменным остался двуствольный обрез, две круглые дырки которого смотрели на меня, как глазницы бинокля. После обычных переговоров и осмотра меня пропустили к священным дверям. Пистолет свой я запер на ключ в машине вместе с банкой героина,
Салливан, курчавый ирландец, встретил меня у дверей. Его лицо было ярко-красным от загара.
— Хорошо провели время в Мексике? — спросил я его.
— Отвратительно. Я не могу есть их дрянную жратву. — Он мрачно смотрел на меня, как будто чувствовал запах полицейского на моей одежде. — Что вы хотите?
— Видеть босса. Я звонил ему. Он знает о моем приезде.
— Он мне ничего не сказал. — В словах Салливана сквозила ревность.
— Может быть, он не верит вам.
Он непонимающе уставился на меня, его неповоротливый ум оценивал возможность моего предположения.
— Давайте пройдем к боссу, — предложил я. — Ему не терпится увидеть меня. Думаю, он хочет предложить мне ваше место.
Доузер и его блондинка играли во дворике в канасту. Когда я вышел к ним через высокую, до потолка, стеклянную дверь, был разгар игры, причем Доузер проигрывал. Перед девицей на столе лежало с полдюжины взяток, а у Доузера — ничего. Он был настолько поглощен своими картами, что даже не взглянул на меня.
А Ирэн меня тут же увидела.
— О, хелло! — Казалось, она очень нравилась себе в белом купальном костюме без бретелек и имела основания быть довольной собой.
— Здравствуйте.
Доузер крякнул. С огромной неохотой он вытащил короля из веера карт в своей руке и бросил его на верх кучи.
— Ага! — воскликнула она. — Я придерживала парочку. — И она потянулась, чтобы отбросить битые карты.
Доузер оказался проворней. Он схватил короля и опять вложил его в веер своих карт в руке.
— Я не собирался отдавать тебе короля, я думал, что это валет.
— Черта с два, ты думал, что это валет, — возмутилась она. — Верни короля. — Она сделала попытку выхватить карты через стол из его рук, но промахнулась.
— Сядь, Ирэн. Я ошибся. Ты же не захочешь воспользоваться тем, что у меня что-то не в порядке с глазами, ведь правда?
— Он говорит, что я хочу проехаться за его счет! — Она раскрыла свои карты, бросив их на стол, и встала со своего стула. — Не хочу играть в карты с беспардонным обманщиком. Ты схлопочешь то же, что получил Ротштейн.
Он подался вперед, опираясь о стол.
— Возьми свои слова обратно.
С ее лица вдруг схлынуло справедливое негодование.
— Дэнни, я не хотела сказать этого, у меня вырвалось нечаянно. Это всего лишь слова.
У тебя язык, как помело. Тебе надо намылить шею чем-то покрепче обычного мыла.
— Прости, — кротко сказала она. — Хочешь, чтобы мы закончили этот кон?
— Не-а. — Он поднялся, приземистый толстячок в халате. —
— Как скажешь. — Она пронесла свои физические прелести через высокие французские двери и скрылась из виду внутри помещения.
Доузер бросил на стол свои карты и повернулся ко мне: — Психиатрия! Вот чем их можно пронять. Психиатрией! Салливан, ты тоже можешь отвалить.
Салливан ушел, бросив назад недовольный взгляд. Я сел у стола напротив Доузера и посмотрел на него. Он напыщенно прошелся по плитам садика, скрестив на груди руки. Его раздувшееся туловище, завернутое в белый пляжный халат, отдаленно напомнило мне облик римского императора в тоге, только несколько укороченный и прибитый молотком к земле. Казалось странным, что такие люди, как Доузер, могут сосредоточивать у себя такую власть. Несомненно, они получали ее потому, что очень к этому стремились и готовы были использовать для этой цели любые средства — чаще всего противозаконные, рискуя головой: подкуп государственных служащих, убийство своих конкурентов, торговлю женщинами и наркотиками. И все же их терпят, потому что они идут на все это ради денег и успеха, а такие люди в моей стране всегда котировались высоко.
Я смотрел в его наглые выпуклые глаза на лоснящемся лице и не испытывал пи малейших угрызений совести по поводу того, что собирался с ним сделать.
— Итак, дружок? — Когда он улыбался, его нижняя толстая губа оттопыривалась. — Вы сказали, у вас что-то есть для меня. — Он сел.
— По телефону я не мог сказать большего. Нас могут подслушивать.
— Ага. Мой телефон больше не прослушивают. Но вы проявили здравый смысл.
— Раз уж мы затронули вопрос о телефоне. Я собирался спросить вас: помните, вы сказали, что во вторник утром вам звонила какая-то женщина и сообщила, что Гэлли Тарантайн находится дома у своей матери?
— Совершенно правильно. Я разговаривал с ней сам, но она не назвала себя.
— И вы не представляете, кто это был?
— Нет.
— Откуда она могла узнать ваш номер?
— Вы поймали меня. Это могла быть приятельница Ирэн или одна из женщин, которых ребята держат на поводке. — Он беспокойно задвигался, потирая кончиками пальцев свое розовое ухо. — Вы сказали, что хотите мне что-то сообщить, дружок. Вы не говорили, что хотите прийти сюда и забросать меня кучей вопросов.
— Всего один вопрос: вы обещали десять косых за Тарантайна.
— Это верно. Уж не хотите ли вы сказать, что поймали его и где-то припрятали? — Он собрал карты и начал автоматически перемешивать их. Несмотря на раздувшиеся вывихнутые суставы пальцев, движения были мягкими.
— Не самого Тарантайна. Но ведь на самом-то деле вам не нужен Тарантайн.
— Ах, вот как! Может быть, расскажете, что же мне нужно?
— Может быть, и расскажу. Джо прихватил с собой коробку из-под табака. Хотя табаком-то в ней и не пахло.
Его глаза впились в мое лицо.