Так поступают только девочки
Шрифт:
Жизнь шла своим чередом. Задиры задирались, тихони вздыхали по углам. Кто-то кого-то ревновал. А у многих все нужные слова уже были сказаны, и они ходили парами.
Мою мать предпочитали не трогать. Когда пошляк Генка Азов при людях высказался:
– Лилька, за такие груди как у тебя к твоим погонам надо добавить еще одну звездочку.
Она прорычала:
– Твое счастье, что ты не на гражданке, а то бы я тебе влепила.
– Чем и замарала бы офицерскую честь, – под общий хохот
Но мама не остановилась:
– А у меня ее нет, офицерской чести. Другая есть, а офицерской нет. И другую прошу не трогать. Потому что в следующий раз поступлю с тобой не как офицер с солдатом, а как девушка с хамом.
Больше к ней не приставали.
Через несколько дней после беседы с начальством Гена Галкин разыграл Аню Калькову, ту самую, которая «учительница первая моя». Он подошел к ней вместе с Петей Шумаковым:
– У меня к тебе просьба. У нас крупная неприятность. Поможешь?
Естественно, простодушная Аня сразу взялась помочь своему любимому Гене:
– Конечно, помогу.
– В воскресенье мы с Колей Плакуновым и Толиком Михайловым попались патрулю. Были крепко навеселе. Словом, нам дали по 20 суток губы.
– Бедные, – ужаснулась Анна.
– Ты можешь нам помочь. Поможешь?
– Помогу, помогу, – заторопилась Анна.
– Нам заменили гауптвахту на… на… – Гена сделал вид, что не решается говорить.
Продолжил Петя:
– Нам удалось убедить начальство, что отсутствие четырех человек в течение 20 дней отрицательно скажется на плане. Ты ведь можешь это подтвердить?
– Конечно.
– Ну и нам заменили гауптвахту телесным наказанием.
– Как! – ужаснулась Анна. – И тебе, Гена?
– Мне тоже, – вздохнул Гена.
– Это… это кошмар, – не находила слов Анна.
– Это очень хорошо, – успокоил ее Петя. – Лучше по мягкому месту, это не вредно для организма. А на губе будут бить по почкам, по печени. А уж что зубы выбьют, это точно.
– Могут запросто искалечить, – добавил Гена. – Но мы на тебя надеемся.
– Почему на меня? – насторожилась Аня.
– Наказание проводится офицером-воспитателем и интенсивность определяется офицером-воспитателем. А ты…
– Я не буду, – догадалась Анна.
– Это не трудно. Мы снимем все, что надо, ляжем. Постараемся не вопить, если ты не очень. Ты ведь не очень? Ты меня до полусмерти не запорешь?
– Да как ты можешь такое говорить!
– Тебе нас не жалко. А мы тебе верили.
– Я не буду.
– А кто?
Они начали ее просить, убеждать… и убедили.
– Надо еще чтобы Людка Соломина согласилась выпороть Кольку и Толика. Они ее стесняются попросить. Ты уж ее попроси.
И Анна пошла просить.
– Люда, у меня к тебе просьба. Надо выпороть Колю и Толика.
Та опешила:
– Ты что? Умом тронулась?
– Это не страшно. Они лягут, снимут, что надо. Я тоже сначала не соглашалась.
– Чего усердствовать? – не могла врубиться Люда.
– Ну, их ремнем… Они хорошие ребята, так получилось. Им надо помочь. Они сами попросить тебя стесняются.
– Идем.
Пошли искать. Нашли. Первой начала Аня:
– Мальчики, не стесняйтесь. Люда согласна вас наказать. – Она повернулась к Люде. – Ты ведь слышала, что с ними на гауптвахте делают.
– За что ты нас собираешься наказать? – начал наступать на Люду Толик. – Ну-ка скажи.
– Да не собираюсь я вас наказывать. Это пришла Анна и говорит, что вы меня будете просить, чтобы я вас… сказать даже стыдно… выпорола.
– Тогда они не попадут на гауптвахту.
– Какую гауптвахту? – и они оба угрожающе повернулись к Анне.
И она все поняла.
Поняла и побежала к Гене и Пете. Увидев ее, те сообразили, что сейчас им влетит. Они вскочили, а взбешенная Анна, сорвав с себя поясной ремень, кинулась на них:
– Я вам сейчас покажу.
Ребята выскочили в коридор. Анна с ремнем за ними. И напоролись на полковника.
– Смирно! – заорал полковник.
И все замерли. Он осмотрел Анну:
– Рукоприкладство в армии запрещено. И ты за это ответишь. Ты думаешь, нет для баб гауптвахты? Есть. Я тебя запрячу туда на месяц.
У Анны от страха тряслись губы. Ребята поспешили на помощь:
– Товарищ полковник, разрешите объяснить.
И все рассказали.
Дослушав до конца, полковник сплюнул:
– Детский сад!
И ушел.
Никаких санкций к Анне применено не было. А ребята взяли взаймы у Люды трешку, и ее же попросили купить пирожные. После обеда они подошли к Анне, попросили прощения и подарили пирожные. Они поворчала, поворчала, потом простила. А вечером вернула Люде трешку:
– У мальчишек нет денег, чтобы тебе отдать.
Ребята, сначала весело воспринявшие форму своих подруг, начали понимать, что форма – это не просто новое платье и что к водоразделу материальному добавился водораздел более серьезный: водораздел между офицерами и солдатами. Девчонки это почувствовали и при первом удобном случае взяли полковника «в оборот».
– Какое безобразие, – говорили они. – Зачем так унижать ребят! Неужели они не заслужили, чтобы с ними лучше обращались? И нас пожалейте. Вы нам такого наговорили: воспитывать, наказывать. Наказывать вообще противно, а тут речь идет о ребятах, которых мы знаем почти шесть лет, с которыми вместе работаем. В какое положение вы нас ставите! Нам же стыдно им в глаза смотреть!
Полковник соглашался и сказал, что командование не раз выходило с предложением разрешить им сдать экзамен на младшего лейтенанта, но высшее начальство не соглашалось: нет дипломов. Было бы высшее образование, не было бы проблем! В неделю все решили бы.