Так произошло
Шрифт:
— Но…- Джонатан остановился,- Конечно же, это не все. Мой великий предок… Возможно, кто-то из вас догадался об этом — ведь мое имя — Джонатан Гудман. Имя, что привлекает внимание, что не подчиняется «правилу цвета» — но, наверное, именно об этом думала моя мать, желая спрятать на виду свой самый большой секрет…
— Мое имя, Джонатан Гудман, выдуманное,- Джонатан вздохнул,- Мое настоящее имя…
— ОЗПИН?!– голос Айронвуда казалось, мог достучаться до Озпина из самого Атласа безо всяческой помощи радиопередатчиков,- ЧТО
— Джеймс,- Озпин, столь непривычно серьезный, медленно отстукивал пальцем ритм по столу,- Это… Я… Наверное, впервые за столь долгие годы — я не могу дать тебе ответа на этот вопрос.
— ЭТО ПРАВДА?!– Казалось, будто бы Айронвуда бил припадок,- ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?! КАК ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ?!
— Это…- Озпин задумался на секунду, прежде чем медленно вдохнуть и выдохнуть,- Полагаю, это возможно. Я… Я пытался быть осторожным, но я… Я совершил слишком много ошибок за свои годы, Джеймс, чтобы отрицать возможность еще одной.
— КАК… КАК?!– словно бы нечто перемкнуло в мозгу Айронвуда, заставляя его глотать воздух, как выброшенная на берег рыба,- КАК ЭТО ВООБЩЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?! КАК МЫ МОГЛИ ОБ ЭТОМ ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАТЬ?!
На эти слова Озпин ничего не ответил, только продолжая выстукивать ритм на столе.
Мог ли он…
Мог. Озпин знал ответ на этот вопрос. Неважно, насколько ему казалось, что он все предусмотрел, все предотвратил — он всегда мог допустить ошибку. Вероятность, настолько ничтожная, что ее свершение можно было назвать чудом — она всегда существовала. Озпин всю свою жизнь, все время бесконечной борьбы с ней всегда надеялся на чудо — и потому не мог отрицать того, что даже самое невероятное событие могло произойти в этой жизни. Сейчас или тысячу лет позже — оно было обязано случиться. И оно произошло.
Когда он почувствовал удар, проснувшись в одночасье — он думал об этом. Не землетрясение и не открывший вулкан, а что-то невероятное. Что-то, подобное ему самому. Что-то новое, неизведанное… Произошло.
Загадка, в одночасье возникшая перед его глазами лишь становилась сложнее и сложнее. Вопросы отвечали друг на друга, вместе с тем запутывая ситуацию лишь больше.
Как? Почему? Что послужило причиной? Что станет последствием?
Айронвуд, не выдержав молчания со стороны Озпина, бросил трубку. Но Озпин не переживал — Джеймс вернется. Через час или два. Наорет на пару подчиненных, постреляет на стрельбище, разнесет манекен, поспит — и вернется. Озпин выбрал его именно за это. Столь горячный, но всегда способный вернуться в проблеме. Тот, кто всегда так бурно реагирует — но всегда способен взяться за голову вновь. Предсказуемый, понимающий. Не глупый, нет, но предсказуемый.
Теодор? Куда менее предсказуемый — но его разум неординарен. С ним нужно будет связаться следующим, чтобы он помог распутать этот клубок.
Лайонхарт? Исполнительно, но не командир. Ведомый — он выберет ту позицию, на которую ему укажут. Никакого обсуждения или мыслей, только соглашательство… Полезно для исполнителей, никакой пользы как от советника…
Озпин
Что нужно было делать теперь?
Озпин поднялся с места и сделал шаг к заварнику с горячим шоколадом.
Его ждала долгая и бессонная ночь…
Аифал.
Имя, которое заставляло дрожать.
Сын шулера и проститутки, начавший свой путь с кражи кошельков — оказавшийся самым опасным человеком Ремнанта.
Про него не говорили ни его самые близкие друзья, ни его самые злые недоброжелатели.
Человек, который слышал все, видел всех, знал обо всем. Люди могли годами работать на него даже не осознавая, что с коробками рыбы они передают кипы документов, каждую неделю. Доставщики никогда не знали, что очередная квартира на их пути оказывалась местом, где находился еще один из мелких исполнителей в гигантских цепях, раскиданных по всему Ремнанту.
Казалось, будто бы Аифал был везде — его влияние видели в политических перестановках Вакуо и военных учениях Атласа, в забастовках Мантловских рабочих и протестных маршах в Менажери. Самые крупные игроки, самые умные и самые опасны, подозревали друг друга — самих себя — в работе на него. Искали контакты и устраняли посредников. Подкладывали бомбы и травили вино. Устраивали ночные рейды и соблазняли деньгами — в ход шло все.
Иногда они умирали. Сбит машиной, подавился костью, задран собаками…
Иногда это было случайно. Иногда нет. Но никто не знал наверняка.
Человек, одного факта существования которого было достаточно, чтобы регулировать весь мировой теневой бизнес. Бандиты Мантла договаривались с кланами Мистраля, рейдеры Вакуо опасались переходить дорогу племени Бранвенов, наркоторговцы Вейла не сотрудничали с Белым Клыком — на все эти договоренности, пакты — на всех них стояла незримая печать одобрения человека, способного сотрясать мир просто ворочаясь во сне.
Именно этот человек… Умирал.
Долго, в мучениях, страдая от постоянной рвоты и болей, без возможности даже проглотить кусок пищи, царапая ногтями до безумия чешущуюся кожу, Аифал умирал.
Самый ужасающий человек мира умирал, как умирают все.
Он не был особенно стар и не был повинен в своей смерти. Он никогда не курил и его алкогольные празднества закончились в его бурной юности. Он не был проклят и не стал жертвой несчастного случая. Он умирал просто потому, что так распорядилась его судьба.
Он помнил свой диагноз, в малейших подробностях, как помнил все — помнил, как пахла сирень в саду его первой жены, помнил цифры на заборе, мимо которого проходил ребенком, помнил как пьянел от первого в своей жизни вина.
Помнил каждую травму и каждое мгновение мучения. Каждое обезображенное лицо и каждый выкрик умирающего.
И теперь умирал он.
Он был даже не тенью — прахом себя былого. Он улыбающегося мужчины с длинными тонкими усами, ухоженной бородкой, с озорным детским взглядом и острыми чертами лица, с привычкой напевать под нос и свистеть какой-нибудь веселый мотив — остались кости, обтянутые пергаментной иссушенной кожей, впалые глаза с бесцветными зрачками, жидкие и редкие волосы и тихое, хриплое дыхание.