Так произошло
Шрифт:
Необходима мощная сеть пропаганды для того, чтобы контролировать миллионы людей — и хотя Гленн содержали собственные вещательные студии и поддерживало удовлетворительный уровень доверия к государству и правительству — все это держалось в первую очередь на личном авторитете Джонатана как героя и спасителя — и постепенно, день за днем, этот авторитет таял. Девять лет назад Джонатан мог, полагаясь только на народное безумие и восхищение им объявить себя королем — и спустя прошедшие годы это уже стало «нормой» этого мира. Джонатан смог укрепить заложенные в удачный момент «истины» государства, но постепенно, год за годом, его влияние ослабевало. Такова природа людей — дети, что только родились в момент, когда Джонатан
Прошло не двадцать лет, впрочем — поддержка Джонатана все еще сильна, но те, кто помнят ужас падения Гленн должны были быть старше двадцати пяти, минимум, в тот момент, для того, чтобы четко сохранять свою поддержку Джонатана.
Те, кто был младше тогда, представляли из себя детей, мало понимающих ситуацию, в которой они находились, или подростков, гормонально предрасположенных к искривленному восприятию реальности — для них «все по плечу», а потому действия Джонатана могли не казаться для них титаническим трудом, а лишь «неплохой работой» новоявленного короля.
Те, кому было двадцать пять тогда сейчас дошли до возраста середины четвертого десятка жизни — тридцать пять и старше. Это означало, что именно на их плечах зиждилась основная мощь, основная экономика, основная работа общества — но вместе с тем это означало и то, что они уже представляли из себя «прошлое поколение» — они уже не были «будущим» Ремнанта, а его «настоящим», плавно переходящим в «прошлое.»
Иными словами, хотя поддержка Джонатана и была велика в Гленн — в данный момент Джонатан действовал под конец открытого для него окна возможностей, большими действиями ставя его поддержку в молодом поколении под удар.
Если действия Джонатана окажутся удачны — он завоюет популярность народа вновь, объединит общество и прочее, прочее, прочее…
Если же нет…
Озпин внимательно продолжал смотреть сквозь закрытое пуленепробиваемое окно на несущие по улицам города машины — его взгляд не скользил по стремительно меняющейся сцене перед ним и не пытался цеплять отдельные фигуры, но внимательно глядел за всем, что только могли увидеть два его человеческих глаза — тысячи лет тренировок наградили его стольким числом самых различных талантов, каждый из которых мог быть описан как «нечеловеческий», что что-то столь обычное, как «нечеловеческое периферическое зрение», позволяющее ему видеть всю картину сразу, не стоило даже упоминать.
И эта линия продолжается дальше.
У действий Джонатана было много предпосылок и множество последствий, каждое из которых можно было анализировать со всей тщательностью, составляя в голове целые библиотеки потенциальных исходов, прежде чем, наслаивая одну сторону на другую, Озпин бы не получил финальную картину мира.
Озпин был силен, умен, и опытен в этом методе анализа, предсказания будущего — настолько опытен, что иногда его противник мог только воскликнуть в отчаянии, будто бы Озпин умел смотреть в будущее.
Нет. Озпин не умел это делать. При всех своих бесконечных талантах и даже при всей своей магии, Озпин не мог глядеть в будущее.
Но Озпин мог менять настоящее.
«Значит… Вот как.» — Озпин медленно поднял ладонь к своему лицу, после чего пару раз постучал указательным пальцем по подбородку — небольшая деталь, но вместе с тем имеющая огромное значение для Озпина.
Озпин не страдал ни от каких видов тиков и контролировал все, будь то мимика или непроизвольные жесты, в любой момент своей жизни.
Тот
«Если… Нет, определенно нет… Может быть? Нет, слишком маловероятно… Учитывая текущее состояние… Но десять лет? Если попытаться саботировать Менажери… Руби Роуз выглядит многообещающе — но что, если… Ах, вот оно как…» — разум Озпина работал с такой интенсивностью, что если бы тот представлял из себя механическую машину — скорее всего ее механические части уже начали бы стираться от бесконечного бега. Нет, более того, учитывая, что тело Озпина представляло из себя не более, чем биологическую машину — не важно, сколь сильно укрепленную, все же не абсолютно — существовала вполне реальная вероятность того, что действия Озпина прямо сейчас отчаянно перегружали возможности его плоти, приводя к ее преждевременному истощению.
Это было не смертельно для Озпина — в том смысле, что даже погибни он сейчас, это не стало бы концом борьбы Озпина — но это было определенно неприятно. Атлас и Мантл пали в руки Джонатана — и, при всех недостатках действий Джонатана — нельзя было сказать, что его план не был хорош. Он смог обмануть и обвести вокруг носа Озпина и Салем, после чего, когда те отвлеклись, решив, что разобрались с проблемой — нанести удар в самое мягкое подбрюшье, обернув компромиссную победу Озпина в его бескомпромиссное поражение.
Проблемы Атласа и Мантла не уйдут в одночасье — и Джонатан не станет абсолютным и полным победителем мгновенно, не произойдет полного превращения радикальных воинов «Фронта Освобождения Мантла» в лояльных граждан Гленн, и на какое-то время все новообразованное государство, растянувшееся на два континента — когда Менажери вольется в гегемонию Гленн — на три сразу — окажется в хаосе.
«К тому же он раскрыл свои карты» — Озпин чуть-чуть поджал губы.
Не то, чтобы оправдать два различных проявления было невозможно — могущественная телепортация, уничтожение орды, спасение Гленн… Это можно было увязать в некое единое проявление — особенно учитывая то, что в реальности это и представляло из себя креативное использование одной способности. В конце концов, учитывая нарочитую размытость самих границ проявлений — вплоть до того, что некоторые из проявлений взаимодействовали с метафизическими концептами, подобными «судьбе» или «неудаче». Уместить проявление Джонатана в нечто столь же размытое, непонятное или даже действительно «на границе с настоящей магией» — скажем, сказать, что «проявление Джонатана заключается в том, что он может влиять на реальность» — возможно. С точки зрения науки без четкого понимания, что же такое «проявление» — и у современных ученых этого понимания не было — так или иначе, «проявление» Джонатана можно было объяснить с точки зрения науки…
Особенно если немного надавить на ученых.
Но проблема заключалась не в словах, названиях и научных теориях, а в том, что Джонатан превратил «свое проявление», некую особую способность, его собственную визитную карточку, в технологию.
Когда Джонатан предоставил миру чудодейственные лекарства при всей чудесности самого открытия — это не привело к революции к общественном сознании, к революции в медицине или здравоохранения. На сцене просто появился «чудесный препарат», предназначенный для самых влиятельных и необходимых. Его производство было незначительно, едва покрывая самые витальные потребности самого Гленн, и для простых людей это было «чем-то далеким» — если простые люди вовсе обращали внимание или слышали о подобном.