Так умирают короли
Шрифт:
Трубку на том конце провода сняли почти сразу, и я едва удержался, чтобы не подпрыгнуть от радости, услышав толос Марины:
— Алло?
— Маринка! — выдохнул я. — Где ты пропадала? Я не мог тебя вызвонить несколько дней и едва не уехал…
— Я здесь больше не живу.
— Да мне все равно, где ты живешь! — воскликнул я и счастлива засмеялся. — Я уже все решил. Ты поедешь со мной. Только так, и никак иначе! Я приеду за тобой прямо сейчас, и не вздумай отговаривать.
— Он погиб, Женя.
Я захлебнулся и едва не выронил трубку. Долгие несколько секунд понадобились мне, чтобы понять, что я не ослышался, но я все-таки переспросил:
— Как ты сказала?
— Он погиб несколько дней назад. Возвращался из командировки, и их машина перевернулась. Вчера его похоронили.
— Будь на месте! — распорядился я. — Еду!
И швырнул трубку на рычаг. Когда я вернулся к Светлане, она обеспокоенно спросила у меня:
— Что-то случилось?
— Случилось, — подтвердил я. — Я никуда не еду. Но это пустяки. В общем, потом все объясню. Извини, я очень спешу.
Глава 54
Марина была в черном вдовьем платье, и я в первый момент даже вздрогнул, увидев ее, — так она была похожа на Светлану. Черты ее лица стали еще тоньше, а в глазах плескалась печаль. Я не осмелился поцеловать ее, а только кивнул.
В квартире стояла гнетущая тишина — верный признак вошедшей в дом беды. Распахнутая сумка, наполовину заполненная вещами, покоилась на полу, как раз посреди комнаты.
— Ухожу отсюда, — неживым голосом произнесла Марина. — Не могу здесь оставаться.
Только сейчас я заметил, что она сутулится. Беда пригнула ее, не давая возможности распрямиться.
— Как это случилось? — спросил я.
— Саша с сослуживцами поехал в Сергиев Посад. Там у них какой-то объект недостроенный. Когда уже возвращались, навстречу вылетел грузовик…
Она всхлипнула, но смогла закончить фразу:
— Погибли все, кроме водителя грузовика.
Я с трудом удержал горестный вздох. Мой взгляд упал на лежащий на столе фотоснимок — Марина и Саша сидят в кресле, улыбаясь в объектив. За их спиной часы с кукушкой. Семейная идиллия. Вот только кукушка накуковала им совместной жизни всего ничего. Марина перехватила мой взгляд и вдруг заплакала. Она плакала в голос, как плачут только женщины и дети. Я не пытался ее успокоить, потому что знал, что это бесполезно.
Марина, не переставая плакать, принялась складывать вещи в сумку. Я заметил, что она делает это крайне неаккуратно и вряд ли сейчас
— Ты возвращаешься к родителям? — спросил я.
Марина кивнула. Она уже почти не плакала, только всхлипывала. Взяла в руку фотографию — ту самую, со стола, и я подумал, что сейчас разрыдается снова, но она сдержалась и только горестно покачала головой. Спрятала снимок в сумку и негромко произнесла:
— Никогда не бывает так, чтобы что-то прошло бесследно. За каждый поступок приходится отвечать.
И опять горестно покачала головой.
— Это меня жизнь наказала, я знаю. Саша любил меня, а мне все это казалось несерьезным. Почему- то было такое чувство, что я не проживу с ним долго. Уйду. А получилось, что ушел он. Оставил меня.
Она заплакала. Горько, безутешно.
— Не надо, — попросил я. — Это я во всем виноват.
Я не мог бы объяснить, в чем именно заключается моя вина, но то, что виновен, чувствовал отчетливо.
— Мне казалось, что все это пустяки, — прошептала Марина. — Жила легко и просто, как мне самой хотелось. А оказалось, что нам ничего не прощается.
— Не надо, — попросил я. — Его уже не вернешь. Так зачем же казнить себя.
Но что-то в ее словах задело меня. Какой-то затаенный упрек там был. И я снова испытал чувство вины.
— Ты права, — признал я. — Мы все воспринимаем как игру. Но теперь бессмысленно корить себя за это. Надо жить, Марина. Я приехал, чтобы забрать тебя. Я не знаю, все ли будет у нас нормально после всего, что случилось, но мы должны попробовать. Лично я буду очень стараться, очень. Я буду любить тебя — всегда.
Я склонился и осторожно поцеловал ее. Это не был тот жаркий поцелуй, какой случался в минуты наших прежних с нею встреч. Сейчас это было нежное и трепетное действо — как признание в любви. Марина затихла и лишь изредка всхлипывала, вытирая слезы на лице тыльной стороной ладони.
— Мне хочется отвечать за тебя, — сказал я. — Любить тебя. Переживать за тебя.
Марина по-прежнему молчала, и я не знал, как мне расценивать это ее безмолвие.
— Собирайся, — попросил я. — Мы уезжаем.
Она посмотрела печальным взглядом, — в котором было еще что-то, чему я не мог подобрать определения.
— Я беременна.
Было видно, что ждет моей реакции. Не дождалась и продолжила:
— Это может быть Сашин ребенок.
Только теперь я понял, что она хочет быть со мною честной до конца. Но она сказала «может быть», и это мне все объяснило.
— Сколько ему? — уточнил я.
— Не больше месяца.
Я прикинул сроки.
— Это может быть и мой ребенок.