Так умирают короли
Шрифт:
— Или Сашин, — упрямо повторила она.
Она сидела в кресле, и я опустился перед ней на колени, чтобы лучше видеть ее глаза.
— А тебе самой как удобнее считать? — спросил я. — Чей он?
Марина покачала головой и ответила мне печальной улыбкой.
— Это будет мой ребенок, — сказал я. — И мы с тобой никогда не будем пытаться определить, как все обстоит в действительности. Я хотел любить тебя, хотел, чтобы ты родила мне ребенка, — так чего же мне еще желать, если это уже случилось?
Из
— Наверное, жизнь действительно бьет ослушников, — признал я. — Так давай делать из этого выводы и не совершать новых ошибок. Мы можем сейчас расстаться, но не будем ли мы потом жалеть об этом всю жизнь?
Кажется, я убедил Марину. Она безропотно собрала вещи, и мы вышли из квартиры так, как уходят навсегда.
На вокзале я купил два билета до Вологды. Марина была печальна и тиха. Я старался ни на миг не оставлять ее одну. Отлучился только однажды, чтобы позвонить Светлане. Она была дома.
— Это Женя, — сказал я. — Уезжаю. Вот прямо сейчас.
— Прощай. Мне будет тебя не хватать.
— Меня тебя тоже. Прощай.
Я прощался не только с ней, но и со всеми, кто здесь оставался. И с собой, прежним, — тоже. Навсегда. Я вспоминал первый день своего появления в кабинете у Самсонова. Там был другой я и другая жизнь. Как все изменилось за этот короткий срок!
В вагоне было малолюдно. Мы устроились у окна, и лучшего нам и желать было нельзя.
— Пообедаем? — предложил я.
Марина молча кивнула. Я не очень-то проголодался, но мне хотелось ее хоть чем-то отвлечь, потому что за окном проплывала Москва. Марина уезжала из города, в котором прожила всю свою пока не длинную жизнь, и наверное это было для нее немалым потрясением. Она слишком многое пережила за последнее время, и мне хотелось оградить ее от новых неприятных впечатлений.
— Там, в сумке, есть консервы, — сказал я. — Достань, пожалуйста. А я справлюсь насчет чая.
И снова Марина молча кивнула. Я отправился к проводнице. Она сидела в своем купе одна и старательно перебирала старые замусоленные билеты.
— Чаечку бы! — сказал я.
Проводница недружелюбно посмотрела на меня.
— Чаечку! Кофеечку! — передразнила она с досадой. — Не успели от Москвы отъехать — уже их жажда мучает!
— И все-таки! — проявил я настойчивость.
— Через час!
Я, наверное, виделся ей врагом. Вражеским лазутчиком, специально засланным в стан МПС с тем, чтобы своими наглыми претензиями и выходками дезорганизовать работу столь славного министерства.
— Вы поосторожнее, — огрызнулся я. — На линии работает контроль.
Эта абракадабра почему-то совершенно лишила ее спокойствия. Она заметно вздрогнула и воззрилась на меня, словно признав во мне авангард того самого контроля, который
— Дай, — мягко попросил я.
Она безропотно подчинилась. Это оказался тот самый снимок, где была она, был Саша и на стене за их спиной висели часы с кукушкой. Старые часы, интересные. Я всегда хотел иметь такие в квартире. Их не надо заводить, достаточно лишь потянуть за цепь, на конце которой висит металлический цилиндр, выполняющий роль грузила.
— Он так ревновал меня к тебе, — вдруг сказала Марина.
Я недоверчиво посмотрел на свою спутницу. Сначала подумал, что не понял, но потом догадался, что не ошибся.
— Саша? Ревновал тебя ко мне?
Она кивнула в ответ и печально улыбнулась.
— Он знал о моем существований?
Она кивнула.
— Знал, — подтвердила. — И устраивал мне жуткие сцены ревности.
— Почему же ты ничего мне не говорила?
— А зачем? Чтобы ты, узнавши о пощечинах, которыми он меня одаривал, помчался с ним разбираться? И чтобы вы из-за меня передрались?
У меня даже сжались кулаки. Марина заметила это и невесело засмеялась.
— Вот видишь! — вздохнула она. — Так это еще время прошло. А что было бы, пожалуйся я тебе по горячим следам? Не говорила я тебе ничего — и правильно делала.
— Только я не пойму, — признался я. — Если он знал обо мне, почему не пришел ко мне разбираться?
— Лично о тебе он не знал. Думал, что твой шеф так горячо меня любит. А я его и не разубеждала.
— Шеф? — вскинулся я. — Самсонов?!
— Ну кто же еще!
Я схватил фотоснимок и поднес его к глазам. У меня дрожали руки, но я смог рассмотреть: там, на цепи, под часами с кукушкой, висело грузило, металлический цилиндр. И на одном конце цилиндра — это я видел отчетливо — был конусообразный выступ!
— Саше показалось, что еще там, на свадьбе, ваш Самсонов на меня глаз положил. А я его и не разубеждала…
— Где?! — прошипел я, и Марина тотчас осеклась. — Где этот снимок сделан?!
— В квартире у Сашиных родителей. Это мы за неделю до свадьбы…
— Часы вот эти! — опять прервал я ее. — Они там, в квартире?
Я спрашивал, а сам уже знал ответ, и на меня накатил такой ужас, что мне захотелось умереть.
— Да, в квартире, — подтвердила Марина. — Только они не ходят. Там детальки не хватает одной.
— Вот этой? — я ткнул пальцем в грузило.
— Да, — сказала удивленно Марина. — А ты откуда знаешь?
Катастрофа! Больше чем катастрофа. Вселенная рушилась, рассыпавшись на осколки, и я уже знал, что она никогда не будет воссоздана в первозданном виде.