Так уж бывает
Шрифт:
– Да, с тещей мне, конечно, повезло, – обычно несколько задумчиво и чуть-чуть с философским тоном Славик доверительно сообщал за рюмкой водки очередному приятелю-сослуживцу, которых у него было огромное количество. – Она хоть и дура, полная, но… – далее следовала пауза, после которой обычно предлагалось выпить за нас, за мужиков, за тружеников, несущих тяжелый крест по жизни и мающихся как на этом, так и на том свете.
– Да, Славик, тебе не позавидуешь! – пытался поддержать разговор приятель, которому тоже было о чем поведать и у которого, как потом выяснялось, было не то что две, а даже три или гораздо больше тещ.
– Представляешь, у этой дуры, когда мы только познакомились с ее дочкой, я не разглядел признаков идиотии, которые с годами не только усилились, но кардинально
– Подожди, а как же эта идиотия может проявляться в походке или в манере одевания? – приятель обычно сбивался с толку и долго потом не мог понять, как это он раньше не замечал таких непреложных истин уже в своей тёще.
– Вот посуди, Фёдорыч, если бы ты или я были дебилами, это бы бросалось в глаза? Это бы знали все? Может пьяный в дымину мужик вести трезвые разговоры? – и Славик наливал по полной рюмке собеседнику и себе в расчете на очередной содержательный тост, как обычно – «За тяжелую мужицкую долю».
– Слава, Слава! Подожди, ведь речь не о том, что… – пытался хоть как-то аргументировать Фёдорыч, которого все время Славик перебивал.
– Фёдорыч, ну посуди сам, можно скрыть жадность и стервозность, мелочность и тупость при общении с посторонними? – Славик брал в руку полную до краев рюмку и, глядя на нее, пытался найти ответ на поставленный собою же вопрос. – Так вот, Фёдорыч, таких доверчивых как я или ты мужиков бабы обманывают постоянно. Они сначала нас ловят в свои сети, а уж затем показывают нам свою подлинную сущность! Ну, давай! – и Славик залпом опрокидывал очередную рюмку водки.
Фёдорыч, глядя на Славика, делал практически тоже самое. Но если всё же понаблюдать за распитием приятелей, то окажется, что Фёдорыч честно, не сачкуя, рюмку за рюмкой отправлял во внутрь, а Вячеслав Дмитриевич, очень часто, либо выпивал половинку, либо подносил к губам, немного держал в намерении выпить, а потом тяжело вздыхал и ставил обратно, в то время, как его приятель в очередной раз уже «остограммливался».
Давно известно, что только мужики могут часами просиживать в пьяных кампаниях в гараже, на даче, на работе, вне работы, но только не дома, где их всегда ждут жены и дети и где им надо хотя бы имитировать работу, например, по дому. В любой пьяной кампании мусолят, как правило, одни и те же темы, типа: какой же дурак или подлец – это практически одно и то же – наш начальник; какая Ирка или Танька б. дь; какая стерва теща у каждого из членов междусобойчика; какая была в прошлые выходные рыбалка или охота и т. д., и т. п.
Как уже было отмечено, Сусликов был мужиком солидным и авторитетным. И какую бы ахинею он не нес, ни у кого из его приятелей даже не возникало сомнения по поводу оригинальных умственных заключений и логических сентенций (звеньев) его суждений. Там, где должны были быть элементарные аргументы, как правило, появлялась рюмка с водкой или же было дружеское объятие и похлопывание по плечу. Мол, ну ты же меня понимаешь?! Или – ну, это же очевидно!
– Фёдорыч, представляешь, когда я, капитан первого ранга, офицер, – Славик поднимал вверх указательный палец правой руки, а затем брал рюмку с водкой, – прихожу усталый как черт домой, и вижу эту недовольную рожу, у меня просто все опускается и хочется просто взять и напиться! Но ведь так же нельзя! Понимаешь? – и Славик жестом показывал, что настало время «смазать тему».
– Да, Вячеслав Дмитриевич, ты, конечно, мужик авторитетный, но вот у меня, например, … – но его опять перебивал Сусликов, который в очередной раз брал инициативу в свои руки.
Что интересно, сколько бы тем не обсуждалось, всегда у Сусликова получалось одно и тоже. На службе его не ценили, потому что там были одни идиоты, бабы все оказывались проститутками, да и общие знакомые, как потом выяснялось, все были обязаны своими успехами ему, Вячеславу Дмитриевичу, подобравшему их на помойке в тяжелую для них годину…
– Вася, а
– Бывает… Последний раз весь подъезд переполошила, когда застукала меня с соседкой у лифта…
Когда Монзикова вытащили из лодки и абсолютно голого донесли до машины, толпа на пляже сердобольно констатировала, что опять кто-то утонул по-пьяне.
Спасатели, их было двое, помогли надеть Монзикову чистые запасные трусы с украинской символикой. А в тот момент, когда они начали Александра Васильевича раскручивать на «благодарность», рядом остановился японский джип, из которого плавно вылезли Гиви и его два младших брата. Увидев полускрюченного Монзикова с несчастным лицом и двоих спасателей, канючивших у Александра Васильевича на бутылку, Гиви громко воскликнул кавказское приветствие на грузинском языке и подвалил к адвокату. Спасателей тут же сдуло словно ветром.
– А, дорогой, ты уже здесь? Ну что, понравилось, а? Я знал, что тебе понравится! – и Гиви широко улыбаясь своими золотыми зубами, залихватски подмигнул полуживому Монзикову.
– Понимаешь, я – это, ну – того! – Монзиков пытался подобрать выражения, чтобы кратко, без лишних подробностей, поведать братьям о своих приключениях, но накатившие вдруг слёзы не дали ему развить эту мысль.
– Ну, ладно, давай, догоняй нас. Мы пошли на работу, – Гиви опять улыбнулся и уже собирался что-то сказать своим братьям, как вдруг его осенила интересная мысль, – а ты не мог бы научить меня и моих братьев так классно играть на бильярде? Завтра сюда приедет Вахтанг и я мог бы его опустить на пару тысяч, а!?
– Гиви, я не могу ходить. Меня всего скрутил этот чертов радикулит! – и Монзиков жалобно посмотрел в волосатое лицо грузинского человека-горы.
– Так вот оно что!? А я-то думал, что ты просто спешишь! Не волнуйся, сейчас все будет хорошо.
В одно мгновение братья подняли Монзикова, как пушинку, и осторожно положили на заднее сиденье своего шикарного джипа. Затем они куда-то поехали. Через 15 минут Монзиков лежал на операционном столе. Над ним склонились эскулапы в белых халатах, готовые за полчаса вылечить Монзикова навсегда от этой гнуснейшей болезни. Ведь Гиви пообещал каждому по две тысячи баксов. Силы практически оставили Монзикова. Когда самый младший из братьев вез его по извилистым улицам Севастополя, Монзиков мысленно спрашивал у самого себя, от чего он умрет: от радикулита? От поноса? Или от ДТП? Дело в том, что вероятность летального исхода была столь велика от любого из перечисленных факторов, что Монзикову практически было уже все равно, когда и как он встретит свою смерть. Единственное, чего ему очень не хотелось, так это умирать в чужих семейных трусах, в чужой машине, в чужой стране.
Врачи, то же грузины, окрыленные такими денежными перспективами, начали осматривать полуживого адвоката. После двухминутного консилиума на грузинском языке, в котором принимали участие Гиви с его братьями, было принято решение – начать клизмирование, а затем ускоренный сеанс «массажатерапии». Монзиков, не знавший грузинского языка, почему-то решил, что массаж ему будет делать никто иной, как Гиви. От одной этой перспективы у адвоката рассудок помутнел, и он потерял сознание. В то же время медики засунули Монзикову в анальное отверстие катетер и начали закачивать мутную, грязно-серого цвета жидкость, в которой плавали плохо растворенные темно-серые комочки. Монзиков безнадёжно молчал. Один из медбратьев, а это были просто хорошие ребята – друзья Гиви, попросил Монзикова сказать, когда ему будет больно, чтобы они закончили ему вливать специальный раствор. Монзиков пришел в сознание, когда медики закончили вливание трех литров жидкости и подвесили новую бадью со свежим трехлитровым раствором. Увидев объем и саму жидкость, в которой плавали подозрительных размеров и цвета грязно-серые комочки, Монзиков опять потерял сознание. И только когда ему дополнительно вкачали пять с половиной литров целебного раствора, Монзиков, придя на несколько секунд в сознание, вдруг истошно заорал от дикой боли, пронизывавшей всё тело насквозь и раздиравшей нещадно изнутри. Боли в пояснице теперь он не чувствовал.