Так закалялась сталь
Шрифт:
Творчество Вадима Кожевникова отличают цельность и последовательность не только в плане разработки темы героического и как высшего проявления его - подвига. Оно цельно, как мы видим, и в сплаве художественной практики писателя с его эстетическими воззрениями. А то, что это так, что мысли, которые он высказывал о литературе 50-60-х годов, были его кровными думами о судьбе современника и были выстраданы своим собственным опытом, доказывают его произведения - "Заре навстречу" (1956-1957), "Знакомьтесь, Балуев" (1959), "День летящий" (1962), "Петр Рябинкин" (1968) и "Особое подразделение" (1969). Они вырастают в результате огромных подготовительных эскизов, этюдов, набросков, имеющих и самостоятельное художественное
Многоплановая, многопроблемная эпопея Вадима Кожевникова - одно из выдающихся достижений нашей советской литературы, заслуживающая не только высоких похвал, но еще более серьезного идейно-тематического анализа.
Сила логики, психологическая точность в передаче малейшего движения души главного или второстепенного героя диктовали писателю простой стиль ясный и чистый русский язык, сказовую интонацию и доверительную искренность.
Такая тональность произведения в своей простоте, думается, обладает полифоничностью, а текст полон тех ассоциаций с миром каждого читателя, что издавна называется подтекстом. В этой кожевниковской сложной простоте кроется подлинная поэзия его прозы.
Понимаю, что подобное определение не очень-то уж воспринимается как оригинальное, а в силу его частого и не в меру оправданного употребления может показаться даже банальным, а потому ничего не объясняющим в специфике прозы В. Кожевникова. И все же рискую сказать о поэтичности прозы писателя, ибо убежден, что поэзия прозы - это сплав неразложимой художнической мысли, несущей в себе квадрат ассоциаций в изображаемом материале произведения, наполненном дыханием жизни.
Вадим Кожевников и в рассказах, передаваемых устами его героев, стремится не столько информировать, сколько рисовать и изображать. В этом сила его воздействия на читателя.
Последние произведения писателя пишутся словно тезисами, которые тяготеют к "распаду" на фразы-афоризмы. Они-то и составляют своеобразные афористические ряды в его повествовании. Их невозможно все перечислить, а "содержимое" этих рядов так и просится быть переписанным. По такому принципу, например, создана повесть "День летящий".
Уже в самой первой сцене повести, в которой мы встречаемся с Сидором Ивановичем Цыплаковым в момент его откровения с подчиненными у ночного костра, проступает отмеченная особенность художественной организации материала. Причем становится заметным и сам ход писательского воплощения задуманного. Буквально несколькими штрихами обрисовывает он место и время происходящих событий, обстановку, в которой находятся либо в которую попадают герои, и затем "крупным планом" дается главный герой повествования. С этого момента все подчинено раскрытию внутреннего мира человека, а вместе с ним и собственных, авторских мыслей, суждений, наблюдений как в согласии с мыслями героев, так и в споре с ними. Это активное не только присутствие, но даже участие автора в мире своих произведений, в жизни своих персонажей есть следствие особой пристрастности В. Кожевникова к миру наших дней, который он стремится перенести в свои книги, и в то же время есть причина того действенного начала, коим обладают его книги. Именно это чувство заставляет выбирать из текста отмеченные афористичностью мысли.
"Радость - это величайшее достояние души человеческой. Все, что было создано поистине великого, было создано на базе высочайшей человеческой радости".
Это мысль Цыплакова.
А вот умозаключения из "ассортимента" жизненной "программы" Финикова:
"Он долго и тщательно вырабатывал в себе манеры утомленного работой человека, и это производило впечатление. Иные думали даже, что он настолько умен,
"Но он-то всегда был против всяких излишеств, кроме, конечно, благ в личной жизни...
Но если о своей скромности не кричать, так, того и гляди, о ней никто не узнает, не оценит ее".
Как видим, афоризмы оказываются способными передать и нравственно-социальную характеристику того, о чем идет речь, и того, кто ведет эту речь. Эта особенность составляет один из упоминаемых выше рядов афоризмов в прозе Вадима Кожевникова.
Истинная человечность постигается в деянии, в том жизнеутвердительном процессе, который называется трудом на благо народа. Осознание этого позволяет В. Кожевникову выстраивать новый ряд афоризмов, в которых запечатлевается идеал высокого назначения человека на земле, нравственный идеал современника. Вот примеры этого "ряда".
"И сейчас партия, как великий прораб, учит коммунистическому труду. Быть коммунистом ныне - значит быть человеком коммунистического труда, и все, что ты делаешь, все должно отвечать высшим нормам коммунизма".
Или: "Труд - самое священное у человека. Ибо в труде он выражает себя полностью. И в красоте и в долговечности труда люди наиболее полно познают свою красоту и свою долговечность".
Или: "Жизнь страны, как и жизнь человека, измеряется не числом лет, а количеством сделанных дел".
Уверен, каждый сможет сам обнаружить для себя и новые "ряды", и новые, созвучные его пониманию жизни мысли писателя в каждой из трех повестей. А выстроив их воедино, несомненно, обнаружить, что в целом они раскрывают идею героизма человека в его ратных и трудовых буднях.
Но и Цыплаков, и Буков, и водолаз Бухов из маленькой повести "Всю неделю дождь", и Елкин из повести "Товарищ Елкин", и Балуев определяли подлинную цену человека единым для них своеобразным фронтовым критерием. А именно: как бы повел себя тот или иной во фронтовой обстановке, ибо подобные характеры встречались всегда и проходили проверку в бою на их глазах. Такое мерило человека возникло в ходе войны. И это для фронтовиков - наивысшее мерило, если о человеке говорят: с ним бы я пошел в разведку, в бой.
Перед лицом смерти никто не в силах притворяться. Это знал Цыплаков хорошо. "И если солдат в бою проявлял бесстрашие - это и есть выражение убежденности человека". Среди наиболее храбрых были солдаты-коммунисты. И была в этом тоже .своя закономерность, подмеченная Сидором Ивановичем на фронте: "Просто солдаты-коммунисты вели себя активнее в бою, они были не только солдаты, но и солдаты-коммунисты и должны показывать пример.
И от этого они были заметнее в бою, и Цыплаков подмечал их, запоминал, чтобы потом выдвинуть на ответственное и опасное задание. И как коммунисту ему было особенно приятно, что его субъективный, основанный на практике выбор так объективно совпадает с правдой всей нашей жизни".
Вероятно, у человека, прошедшего фронт, на долгие годы вырабатывается своеобразное чувство переднего края, которое, как и всякое чувство, требует своего удовлетворения для полноты ощущения жизни. Не потому ли из тыла фронтовики рвались на передовую, а из госпиталей спешили в семью своих боевых товарищей? И если для других жизнь на колесах, в условиях дорожно-строительных работ, могла звучать трагическими нотками в их семейном благополучии, то для Цыплаковых такие условия оказались своеобразным возвращением в молодость. Супруги "почувствовали себя так, будто они вернулись к себе домой - в армию. Ибо здесь было много схожего с фронтовой жизнью, только никто ни в кого не стрелял, а так, словно в армейском подразделении, жили в землянках, в палатках, питались из одного котла, и время тут шло, как в наступательных боях. Готовили пути для моторизованных колонн хлебного наступающего фронта".