Такая долгая жизнь
Шрифт:
Вечером личный состав оперативной группы выстроили на опушке леса. Генерал Жаворонков обошел строй, вглядываясь в лица летчиков. Многих он знал лично. Увидев Путивцева, поздоровался с ним за руку. Потом вышел перед строем и заговорил громким командирским голосом:
— Товарищи летчики! Двадцать девятого июля гитлеровцы попытались совершить воздушный налет на Москву. Ставка Главного Командования приняла решение нанести ответный удар по Берлину. Вам выпала честь лететь на Берлин первыми. Я знаю… — Жаворонков заговорил тише, но строй стоял не шевелясь, как каменный, и слух у
После генерала Жаворонкова перед строем выступили полковник Преображенский, комиссар полка Оганезов, старший штурман капитан Хохлов. Экипажам было приказано склеить карты. Штурманы произвели расчет полета. Инженеры составили график расхода топлива. Все ждали команды на вылет.
Но синоптики на ближайшие два дня дали плохой прогноз погоды: на маршруте десятибалльная облачность, моросящие дожди, встречные ветры…
Потянулись часы ожидания.
Путивцев должен был лететь в составе экипажа капитана Середы вторым летчиком. Но шестого августа вечером пришел полковник Преображенский и сказал:
— Полетите, товарищ комбриг, командиром корабля, капитан Середа заболел.
— А что с капитаном? — поинтересовался Путивцев.
— Детская болезнь. Ангина… Но доктор категорически запретил ему вылет. Высокая температура. Может потерять сознание в воздухе. Вам приходилось летать на «ДБ»?
— Конечно.
— Ну вот и отлично. Советую поближе познакомиться с экипажем корабля. Они — в крайнем домике, слева от штаба. Штурман — старший лейтенант Осадчий — знающий. Имеет опыт финской войны. Стрелки?.. Стрелки, думаю, тоже не подведут…
В экипаже, видно, уже ждали Путивцева. В небольшой комнате за перегородкой лежал больной командир.
— Товарищ комбриг!.. — Середа пытался подняться.
— Лежи, лежи, брат. — Путивцев положил руку Середе на плечо. Лицо у капитана было красным, глаза воспаленные.
— Прямо стыдно сказать, — с трудом сглотнув накопившуюся слюну, заговорил Середа. — В детстве однажды сосулек объелся — ангиной заболел. И вот теперь…
— Сосулек? — переспросил Путивцев.
— Ну да, сосулек. Весной сосульки потекли, падали с крыш, а мы с Гошкой подбирали их и сосали. Как мороженое. А вечером — температура, как сейчас…
Худое небритое лицо старило капитана. Но Середа был еще совсем молод. Когда он заговорил о сосульках, Путивцев особенно остро почувствовал это.
Штурман, старший лейтенант Осадчий, тоже был молод. О таких людях говорят: большой аккуратист. Все было у него аккуратным: наглаженная форма, белоснежный подворотничок, начищенные пуговицы, остро заточенные карандаши в планшете.
Представились
— Стрелок-радист сержант Котиков.
— Воздушный стрелок младший сержант Неделя.
Котиков был постарше других членов экипажа и, видно, большой любитель поговорить. Минут за тридцать он успел рассказать о себе многое: работал в Аэрофлоте, радистом на Севере. Участвовал в перелете комсомольского экипажа Москва — Хабаровск. Женат. Есть дочка пяти лет — Галочка. Вся в маму — черненькая…
Младший сержант Неделя был скуп на слова. Биография у него была короткой: десятилетка и служба в армии.
Все эти ребята годились Путивцеву в сыновья. И помоложе командиров часто называют батей, а к Путивцеву сразу прилепилось это прозвище.
— Штурман, покажите, где стоит наша машина, — попросил Пантелей Афанасьевич.
Осадчий надел фуражку и вышел вслед за комбригом наружу. Вечерело. Над аэродромом сгущался туман. Пахло сыростью и грибами.
— Грибы в здешних лесах есть? — спросил Путивцев.
— Кажется, есть. У нас в полку один воздушный стрелок — заядлый грибник. Хвалился — даже белые попадаются.
— А вы, старший лейтенант, не любитель?
— Не знаю, товарищ комбриг, как-то все некогда было…
— Значит, не любитель… Завтра всем экипажем пойдем по грибы.
— По грибы? — удивился Осадчий.
— А почему бы нет? Прогноз на два дня неблагоприятный. Раньше восьмого вряд ли полетим.
У построек Путивцев увидел двухмоторный самолет. Маскировочная сеть с него была снята. Возле машины возились трое в комбинезонах.
— Вот наш «Воробушек», — сказал Осадчий.
— «Воробушек»?
— Так между собой мы называем нашу машину.
— Понятно. Можете быть свободным, штурман. С авиаспециалистами сам поговорю.
— Есть, товарищ комбриг, — тоже официально, бросив руку к фуражке, сказал Осадчий. И, повернувшись кругом, зашагал к штабу.
— Вы техник по связи? — спросил Путивцев военного в комбинезоне, на петлицах гимнастерки которого малиново отсвечивали по два кубика.
— Так точно.
— Я — командир этой машины, комбриг Путивцев, — представился Пантелей Афанасьевич.
— А капитан Середа?
— Капитан Середа заболел.
— Простите, но в нашем полку я вас не видел. Разрешите ваши документы.
К воентехнику подошли еще двое. Как выяснилось, моторист и механик.
Пантелей Афанасьевич вытащил из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение. Воентехник стал внимательно его разглядывать, раза два бросив беглый взгляд на Путивцева, очевидно, сверяя личность с фотографией.
«Надо было не отпускать штурмана… Ребята меня не знают, ну и, естественно… Война ведь…» — подумал Путивцев.
— Пожалуйста, товарищ комбриг. — Воентехник вернул удостоверение. — Что прикажете?
— Ничего. Просто пришел познакомиться с вами.
— Воентехник второго ранга Лосев, — представился он.
— Механик старший сержант Гогоберидзе! — Говорил сержант без акцента.
«Это редко у грузин», — отметил про себя Путивцев.
— Моторист сержант Коробков. — У сержанта был окающий северный говорок.