Такая долгая жизнь
Шрифт:
Поезд замедлил свой бег — начались пригороды. Над высокими подсолнухами с тяжелыми, опущенными книзу шляпками кружились стремительные воробьи. На бахчах лежали арбузы. Один, расколотый, с ярко-красной сахаристой сердцевиной, валялся у самой дороги.
В Германии арбузов не было, а в Москве Пантелей тоже не успел отведать. При виде этого расколотого арбуза у Путивцева пересохло в горле.
В сиреневой кисейной дымке показались трубы металлургического завода. Мимо проплыла водокачка — поезд подходил к станции. Сам город находился в железнодорожном
— Подъезжаем, — сообщил проводник. — Вам помочь? (Путивцев был в форме с орденом Красного Знамени на груди.)
— Что вы, товарищ… Я сам.
Пожелав попутчикам счастливого пути и взяв чемодан, Путивцев стал пробираться к выходу. В раскрытую в тамбуре дверь увидел Михаила, который легкой рысцой трусил за седьмым вагоном.
Поезд еще не совсем остановился, а Пантелей Афанасьевич легко спрыгнул с подножки и сразу попал в объятия брата. По перрону к ним уже спешили Романов и Ананьин.
— Ну, здорово, Пантелей, здорово!.. — Романов тоже обнял его.
Они расцеловались. Потом настала очередь Ананьина.
— Хорош! Хорош!.. Ничего не скажешь, — разглядывая Пантелея, говорил Ананьин, тиская руку железными пальцами.
— Рад видеть вас всех вместе. Живы-здоровы?
— Как видишь, — ответил за всех Романов. — А ты как?
— Нормально.
— Пошли, что ли…
У перрона стоял автомобиль.
— Вы, я вижу, разбогатели, — заметил Пантелей.
— Богатеем понемножку… Ты где сядешь, впереди? — спросил Романов.
— Все равно.
— Тогда я впереди сяду, если не возражаешь. Сподручней мне с моей деревяшкой.
В машине было душно, крыша нагрелась на солнце. Опустили боковые стекла.
— Как тебе ездилось, брат, в Германию? — спросил Михаил.
— Коротко не ответишь.
— А ты не коротко, — посоветовал Ананьин.
Машину мягко качнуло на выбоине.
— «Бюик»? — поинтересовался Путивцев у шофера.
— «Бюик», товарищ комбриг.
— Эх, братцы, скорее бы научиться все это делать своими руками — и автомобили, и самолеты. Тогда нам никакой черт страшен не будет. А пока приходится покупать и то и другое.
— Скоро научимся, — пообещал Романов.
— Как ты? — спросил Пантелей Михаила. — Как Ксеня?
— У меня все в порядке. Ксеня дома с Вовкой.
— Вовке сколько уже?
— Четвертый год.
— Мать не прибаливает?
— Есть немного. Как дадут квартиру, заберу ее в город. Ксеня тут не даст ей ничего по дому делать — будет отдыхать.
— Как все? Максим? Что Алексей?.. Лентяй он насчет писем. Еще весной прислал мне открытку: докладываю, товарищ комбриг, служба идет нормально, числюсь в рядах отличников боевой и политической подготовки… И с тех пор — ни слова.
— Алешка демобилизовался. Неделю уже как в Солодовке. Сегодня приезжает. С тобой хочет повидаться, — сообщил Михаил.
— Это здорово! В кои-то веки все вместе соберемся…
Машина выехала на Камышановскую. Слева
— Захар теперь тут директорствует, муж Марфы, — сообщил Михаил.
Появление автомобиля на Амвросиевской вызвало оживление. Как только машина остановилась, мальчишки окружили ее, наиболее смелые пытались стать на подножку.
— Дядя, погуди…
Клим, опередив шофера (знал, что тот — противник ненужного гудения, так как это разряжало аккумулятор), нажал на клаксон в угоду ребятам.
На звук клаксона вышла Ксеня. Пантелей и Михаил вылезли из машины.
— Знакомься, — сказал не без гордости Михаил. — Моя жена.
Ксеня сразу понравилась Пантелею.
— Ну, ты уж не обессудь, если я, как старший брат… — Тут он слегка нагнулся и поцеловал Ксеню.
Та засмущалась.
— Милости просим… Сергей Аристархович, Клим Федорович, — обратилась она к Романову и Ананьину.
— Через час у нас партком, а вечером, если не возражаете, заглянем, — пообещал Романов. — А ты, Михаил, можешь остаться, раз такой случай.
— Как же так, присядьте хоть на минутку, — не сдавалась Ксеня. — Сейчас вот и Максим с Алексеем подъедут.
— Никак нельзя…
— Ждем вас к обеду, часам к шести. Не опаздывайте, — сказал Пантелей Романову и Ананьину.
— Постараемся, — пообещал Клим и тронул рукой шофера за плечо: — Поехали.
Ксеня, Михаил и Пантелей вошли во двор. Пантелей увидел в садике старика с белой бородой, в бумазейной застиранной рубашке, в холщовых штанах, в растоптанных тапочках на босу ногу. Догадался, что это тесть Михаила.
— Здравствуйте, Тихон Иванович!
Любопытство и нетерпение выгнали Константинова во двор. За годы службы в царской армии разных чинов он повидал, но красного генерала видел впервые. Босые пятки Тихона Ивановича как-то сами собой сошлись вместе. Он растерянно пожал протянутую руку. Удивился, как Пантелей узнал его, назвал по имени-отчеству. Ведь раньше они никогда не виделись.
Тут же, в саду, барахтались в траве Коля, сын Захара и Марфы, худенький мальчик лет девяти, и толстенький, с белыми курчавыми волосами, как у девочки, Володя — сын Михаила. Увидев старших, ребята перестали бороться, поднялись на ноги, отряхиваясь.
— А это что, ромб? — Коля показал пальцем на петлицу.
— Точно. А ты откуда знаешь?
— Тоже военная косточка растет, — заметил Михаил. — Все воинские знаки различия знает. А это мой, — с гордостью добавил он, подхватив Володьку на руки.
— Митька, ты чого ж на дерево злиз? А ну злазь виттеля. — Евгения Федоровна вышла на крыльцо, увидела Митьку на груше.
— А это чей же? — поинтересовался Пантелей Афанасьевич.
— Это Нюрин. Гостит у нас вторую неделю.
Митька тем временем легко, по-обезьяньи, соскользнул с дерева. Подтянул трусы, заправил в них выцветшую бледно-голубую майку и незаметно исчез.