Такая долгая жизнь
Шрифт:
— За хлеб спасибо, дядя, но, как говорится, не хлебом единым жив человек… — сказал он.
— Та цэ прысказка, кажись, из Библии, — пытался вывернуться председатель колхоза, понимая, к чему начинает клонить секретарь горкома.
— Верно, из Библии, — согласился Михаил. — Времени у меня, дядя, мало, уже солнце заходит, а поговорить надо. Садись ко мне в машину, по дороге и поговорим, не договоримся — продолжим разговор в правлении. Петр Антонович, вы не возражаете, если я у вас председателя украду на время? — спросил Михаил у агронома.
— Какие могут быть возражения,
— Поехали, Вася…
— Слышал я, дядька Мартын коноводом стал? — обратился Михаил к дядьке Демке.
— Коноводом… Ну, а як Ксеня и Вовик?
— Мои в порядке. Пантелей недавно письмо прислал: скоро к нам Инночка должна приехать. Может, несколько дней и у вас побудет, если захочет.
— Пусть приезжает, найдем чем угостить, и тетка Химка рада будэ.
Поговорив о домашних делах, Михаил наконец приступил к главному:
— Ну что ж, дядя, с вами делать? На бюро горкома вас вызвать или как?
— Та за шо ж це така немилость? — притворно изумился председатель.
— Вы обещали колхозникам клуб построить?
— Ни.
— Как — нет? — удивился Михаил.
— Був у мэнэ разговор з Ваською Кротовым, я сказав, шо подумаемо, а шоб обещать?..
— А делегация молодых колхозников была у вас?
— Ну була… — неохотно согласился председатель.
— В прошлом году колхоз сколько прибыли дал? — спросил Михаил и сам же ответил: — Миллион! Хорошо, что ваши колхозники стали жить крепко, зажиточно. Вы богатеете, и страна богатеет. Но я сказал уже вам: не хлебом единым жив человек. Такому колхозу, как ваш, уже стыдно без клуба. Вот в Винокосовской…
— Та шо в Винокосовской? — перебил дядька Демка. — Воны тилько писни спивают, а урожаи у нас выше, — не сдавался он.
— Надо, чтоб и урожаи были высокими, и песни спивали, и чтоб было где эти песни петь.
— И на шо им цей клуб? Приезжае кинопередвижка, а писни спивать — так нет краше, як на свижому воздухе. Я вот був парубком…
— Передвижка летом, а зимой?.. — перебил Михаил. — Поймите, дядя, люди не хотят жить по-старому.
— Вот построимо новый коровник, тоди и подумаемо…
— И думать нечего! — твердо сказал Михаил. — Надо строить.
— А этот щелкопер, Васька Кротов, шо, жалился? — осторожно поинтересовался председатель.
— Васька тут ни при чем, — сказал Михаил Афанасьевич. (Кротов действительно жалобы не писал, но был в горкоме и говорил о клубе.)
Дядька Демка вздохнул. Нелегко было сказать ему сразу «да». Жалко денег. Деньги-то нелишние…
— Вот сберем урожай, рассчитаемся с государством, прикинемо…
— Дядя, — перебил Михаил. — Последний раз по-родственному, по-хорошему говорю. Не можете пока построить — переоборудуйте какое-нибудь помещение под клуб.
— Ну ладно, будэ клуб, будэ… Посмотри лучше, какой закат… — Дядьке Демке хотелось закончить неприятный для него разговор.
Закат действительно был хорош. Солнце уже коснулось линии горизонта. Оно уменьшалось на глазах, будто таяло на прохладном ветру.
Только солнце скрылось — на землю сразу легла тень.
В том месте, где только что был краешек солнца, еще
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Телеграмма была краткой, за подписью самого Алксниса:
«Пятнадцатого надлежит быть Москве».
Комбригу Путивцеву четвертый год подряд ни разу не удавалось отгулять свой отпуск. Так случилось и этим летом. Анфиса осталась в санатории РККА в Сочи, а Пантелей Афанасьевич, как и предписывалось, срочно вылетел в столицу.
В июне 1936 года ЦК ВКП(б) собрал авиационных конструкторов, летчиков-испытателей, инженеров, механиков на совещание. Из авиационных частей поступало немало сведений об авариях и гибели летчиков на новых машинах, которыми вооружался Воздушный Флот. ЦК решил разобраться в причинах, порождавших трагические случаи.
Совещание проводилось в Центральном Доме Красной Армии. К назначенному сроку, к десяти ноль-ноль, все обширные помещения ЦДКА были запружены военными с голубыми петлицами, на которых рубинно отсвечивали ромбы, шпалы, но попадались и кубики [8] .
В коридорах то там, то здесь стихийно образовывались группки и слышались возбужденные голоса. Встречались бывшие однополчане, друзья.
В свое время служба развела этих людей. Теперь одни служили на Дальнем Востоке, другие на западе.
8
Знаки различия, принятые в Красной Армии.
Мужская переписка не всегда та надежная ниточка, которая обеспечивает прочную и регулярную связь, потому-то в этих, как вихрь, образовывающихся компаниях на первых порах почти всегда преобладали возгласы радости ли, удивления: смотришь, у товарища на петлицах появилась еще одна шпала или ромб, а у некоторых на гимнастерках даже ордена…
Среди этой массы военных штатские были малоприметны и как бы второстепенны. Пантелей Афанасьевич в узком проходе лицом к лицу столкнулся с Андреем Николаевичем Туполевым. Он тоже был в штатском. Туполев остановил Путивцева. Оба были рады встрече.
Туполев сообщил, что осенью в Париже будет организована Международная авиационная выставка и если Путивцев имеет желание побывать там, он замолвит, где надо, свое слово.
— Я бы с радостью! — тотчас согласился Путивцев.
— Тогда я переговорю с Эйдеманом, — пообещал Туполев.
В конце коридора образовалась уж очень шумная группа. По характерному волжскому говору и Туполев и Путивцев догадались, что там Валерий Чкалов.
На груди у Чкалова поблескивал свежей эмалью орден Ленина, которым летчик недавно был награжден за испытание поликарповского истребителя. Чкалов, увидев Путивцева и Туполева, шагнул им навстречу, степенно поздоровался с Туполевым как с учителем — разница в возрасте у них была приличная — и тиснул по-дружески Пантелея Путивцева.