Такая как есть (Запах женщины)

Кауи Вера

В начале 1957 года ее положение еще более упрочилось. Через магазины она наладила связи с английскими, американскими и французскими покупателями. Только предложения русских она решительно отклоняла. Среди ее клиенток появились женщины, принадлежавшие к самым высшим слоям общества. Это дало ей возможность взглянуть изнутри на жизнь аристократов Вены. Она усвоила их отличительное свойство – никогда не лезть вперед, но и не позволять, чтобы тебя оттесняли. За это время Ева продумала план дальнейшего продвижения. Сначала она хотела перебраться в Англию, которая послужила бы ей трамплином для переезда в Соединенные Штаты, где она собиралась выдавать себя за австро-венгерку. Вот почему она усиленно занималась языком и вскоре заговорила на немецком даже

лучше, чем Джон. Его поразили успехи Евы.

– У тебя врожденные способности к языкам, – похвалил он. – Ты говоришь почти без акцента.

У нее и в самом деле с детства была развита способность к подражанию. Ей легко удавалось копировать женщин, которых она обслуживала, повторяя потом их жесты и интонации. И пока Ева находилась в доме у кого-нибудь из своих клиентов, она всегда примечала, что и как там устроено – какая в доме мебель, как она расставлена, какие ковры лежат на полу, как развешаны на стенах картины, как аранжированы цветы в вазах. Ева наблюдала и за тем, как накрывают столы в столовой к большому приему гостей, запоминала, какие бокалы ставят, где лежат салфетки, научилась отличать мелочи, которые завершают общее оформление у каждой хозяйки уже на свой вкус. Она слушала, как ее клиенты отдают распоряжения горничным сделать то или другое, а потом повторяла все это у себя в комнате до тех пор, пока слова ее не начинали звучать совершенно естественно, словно она всю жизнь только это и делала.

Когда ее начинали расспрашивать о прошлом, Ева изображала страх на лице, уверяя, что даже разговоры об этом могут повредить ей, и настолько преуспела в этом, что женщины восхищались ею. «Она такая смелая, эта малютка, – краем уха услышала Ева, как одна американка рекомендует ее другой, – а ее пальцы просто творят чудеса с моим лицом…»

Когда Еве вновь понадобился химик, чтобы составить порцию новых кремов и мазей, при ее нынешних связях не составило труда найти нужного человека. У одной из ее клиенток муж оказался владельцем довольно известной фармацевтической фирмы, которая специализировалась на выпуске лекарств. Клиентка с таким пылом и жаром принялась просить своего мужа помочь «маленькой венгерской беженке», что он не только предложил нужного фармацевта, но и начал ухаживать за Евой, что она с негодованием отвергла. Ева умела точно рассчитывать свои действия. Одно неверное движение могло погубить ее, восстановить против нее ее могущественных клиенток.

Фармацевт хорошо знал свое дело и подобрал идеальные компоненты, поняв ее с полуслова. А потом Ева вносила добавки, которые ей поставляли уже из других мест. Кремы становились все более воздушными и нежными. К тому же Ева начала упаковывать их в особые, сделанные по специальному заказу, емкости, которые закрывались сверху золотыми крышками. Такого же цветы были и этикетки. Один из знакомых Джона – художник-график – сделал набросок Евиной подписи, и элегантный росчерк стали воспроизводить на этикетках ее кремов. Конечно, все требовало дополнительных затрат. Но Ева понимала, все расходы обязательно окупятся.

Именно поэтому неприятность с той стороны, с которой она меньше всего ожидала, обрушилась внезапно, как буря в пустыне. Раздумывая поздним вечером о том, почему у нее произошла такая задержка с менструальным циклом, Ева стала подсчитывать дни, и с ужасом осознала, что все сроки прошли давным-давно. Она снова принялась подсчитывать. Последний раз это произошло перед тем, как она прощалась со своим венгерским олухом. Она забеременела! В самое неподходящее время. Увлеченность своей идеей и бесконечные дела не позволили ей вовремя заметить сигналов предупреждения, которые посылало тело. Она отправилась в ванную и взвесилась: пять лишних фунтов. Ее груди набухли, восхитительно розовые соски потемнели. Как же она досадовала на то, что ее не томила, как других, утренняя слабость и вялость – первый признак случившегося. Как назло, она еще никогда не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. Но факт оставался фактом – она находилась на третьем месяце

беременности. «Идиотка! Дура! И о чем ты только думала!» – кляла она себя. Конечно же, это был ребенок Ласло. «Не следовало позволять ему этого в тот, последний раз, – думала Ева, – но ведь я выполнила все меры предосторожности, к которым прибегала всегда». Природа оказалась гораздо изворотливее. Ева снова и снова проклинала себя. Что-что, а уж ребенок ей сейчас нужен был меньше всего. Она вообще терпеть не могла детей и не собиралась заводить своих. И вот – пожалуйста, что теперь прикажете делать! Все планы могли рухнуть в одночасье. Это просто немыслимо – иметь ребенка от Ласло Ковача. Она уже вычеркнула его из своей жизни. И ей бы не хотелось ежедневно сталкиваться лицом к лицу с чем-то из прошлого, которое уже совершенно не волновало и, более того, о котором она и не хотела бы вспоминать. Сделать аборт? Но через кого найти нужного врача? Тут следует быть осторожной… И к тому же это, наверное, будет стоить бешеных денег. Изливая гнев, она колотила подушку кулаками.

Потом она лежала на кровати с сухими глазами и холодно перебирала самые разнообразные варианты, когда услышала, как вошел Джон. Он вернулся из оперы, Ева никогда не составляла ему компанию – опера наводила на нее скуку. И вдруг идея осенила ее. Она резко выпрямилась и села на кровати… Кажется, она придумала! Конечно, это означало, что кое-что в ее планах придется изменить, но не столь уж значительно. Зато в новом варианте имелись и свои преимущества. Глаза ее озарились светом надежды, и Ева снова расслабленно и облегченно потянулась. Оставалось только додумать детали.

Джон сварил себе кофе и только расположился за столом, когда сквозь стену, отделявшую кухню от комнаты Евы, услышал звуки отчаянных рыданий, которые явно заглушала подушка. Он нерешительно постучался в дверь.

– Ева! Что с вами?

– Оставьте меня… – всхлипнула она.

– Но я слышу, вы плачете. Что случилось? С вами все в порядке?

В ответ раздался новый приступ рыданий. Это заставило Джона решиться на то, чего он никогда не делал: он вошел к ней в комнату. Ева лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и вся ее хрупкая фигурка вздрагивала.

– Ева! – он бросился к ней и дотронулся до руки. – Что случилось? Ради Бога, скажите наконец!

– Это самое ужасное… самое ужасное, что могло произойти со мной.

Его сердце замерло:

– Вас кто-то опознал?

– Нет… еще хуже.

– Еще хуже? – Джон в замешательстве смотрел на нее. До сих пор Еву пугало только то, что ее могут узнать на улице и увезти назад, в Венгрию. Что произошло теперь? Джон терялся в догадках.

– Но что же тогда?

– Конечно, откуда вам догадаться об этом. Вы добрый и порядочный человек.

Наивность Джона не имела пределов:

– Вы потеряли клиентов?

– Нет, нет, нет! Со мной случилось то, чего я не могу изменить… нечто такое ужасное, о чем мне стыдно признаться даже вам… – новый приступ рыданий помешал ей закончить начатую фразу.

– Но вы не можете сделать ничего такого, чего бы вам следовало стыдиться, – уверенно проговорил Джон.

– Это не то, что я сделала… это то, что сделали со мной…

– С вами?

Подсказки по-прежнему не могли пробить броню его наивности.

Ева подняла заплаканное личико от подушки.

– Меня изнасиловали! – выкрикнула она. – Той самой ночью, когда я пробиралась в «Дюна-отель», один из офицеров разведки схватил меня в темной аллее и изнасиловал, и вот теперь оказалось, что я беременна от него. – Ее отчаянные рыдания были такими громкими, что Джон испугался, как бы остальные обитатели дома не услышали.

– Я никогда не могла рассказать об этом, кому я могла пожаловаться на него?! И мне было так стыдно… так стыдно…так мучительно больно…и вот теперь все узнают…На мне останется клеймо… я знаю, что я должна… моя жизнь закончена. – Она вытянула вперед дрожащую руку и, указывая на Джона, лепетала: – Вот видите… даже вы… такой добрый и то… – и снова упала лицом в подушку.