Такая работа
Шрифт:
«Да? — хотел было спросить я. — А чья?»
Но не спросил.
Вместо этого я встал и неторопливо побрел к автобусной остановке. Там, по крайней мере, можно было нормально сесть — на скамейку, не на камень. От меня воняло дымом, мертвечиной и кровью. Отличный будет подарок таксисту. Просто суперский.
Полковник Цыбулин догнал меня на полпути.
— Могу я позвонить вам завтра? — кротко поинтересовался он.
— Можете. — Я безразлично пожал плечами.
— Вот еще что… — Он помялся и протянул мне пистолет вместе с листом
— Зачем?
— Мне будет спокойнее, если у вас при себе будет легальное оружие.
— Зачем? — повторил я.
— Думается, сегодня у вас появилось много врагов. И я хотел бы, чтобы у вас был законный способ защититься от них.
— Тут что, написано, что я могу кого-нибудь застрелить из этой штуки, и мне за это ничего не будет?
— Это особая разработка. — Полковник почти силком мне свой подарок впихивал. Не знаю, почему мне так не хотелось его принимать. — Для нашего отдела. Таких ни у кого больше нет. Возьмите. Я прошу вас.
— У меня и до этого особого дефицита врагов не наблюдалось, — хмыкнул я.
— Считайте, что это знак отличия. Как шерифская звезда, — просительно сказал Цыбулин. — Иногда бывают ситуации, когда нужно стрелять, не раздумывая о том, что тебе за это будет.
Никогда не мечтал быть шерифом. Чингачгуком или Индианой Джонсом — это еще куда ни шло, но не тем парнем, который должен носить форму и следить, чтобы жители его города друг друга не поубивали. Только — знаете? — меня редко спрашивают, чего я хочу или не хочу. Полковник был прав. Врагов у меня сегодня могло заметно прибавиться.
Поэтому я просто засунул пистолет в один карман куртки, а бумагу — в другой. Надеюсь, она там не сильно помнется. И уселся дожидаться машины.
В подъезде, как вода в колодце, стояла тьма.
Не какая-нибудь сверхъестественная, просто кто-то лампочки вывернул, но все равно неприятно было. Я знаю кое-кого, кто отлично видит в темноте. Кальмар Гумбольдта весь день проводит на глубине и только ночью поднимается к поверхности, чтобы начать свою охоту. Львы наиболее активны в темное время суток. Бушмейстер, самая крупная ядовитая змея Южной Америки, днем прячется от солнца в густых зарослях и отправляется на поиски пищи, когда на землю спускаются сумерки.
Но я — не они.
Не то чтобы я боюсь темноты, просто у меня нет ночного зрения. В мобильнике был фонарик, но мобильник разрядился еще на кладбище. Это никогда не происходит вовремя.
У самого лифта мне вдруг стало холодно. Я нажал кнопку вызова и спрятал руки в карманы. Его уже слышно было — мягкое гудение мотора, опускающего вниз ярко освещенную кабину, которая должна была увезти меня домой, когда за спиной у меня тихонько скрипнуло.
Короткий звук, как если бы на лестнице окно было открыто и дверь распахнулась от порыва ветра. Только вот ветра никакого не было.
Я мгновенно развернулся. Спина — к стене, пистолет лег в руку так, как будто специально
Она стояла в дверном проеме, и слабый свет с улицы играл на ее волосах. Красные губы, бледная кожа, слишком безупречная, чтобы быть живой. Ее лицо сияло в темноте, как злая луна. Веронике, похоже, чертовски нравилось быть вампиром.
Выглядеть как вампир.
Вести себя как вампир.
Судя по всему, она считала, что быть опасной — это все равно что быть красивой. Но тут у нас взгляды не совпадали.
— Я тебя напугала, — сказала она.
— Терпеть не могу, когда кто-то подкрадывается ко мне со спины, — буркнул я.
Лифт уже был совсем рядом, но я предпочел бы вообще сегодня домой не попасть, чем войти в него вместе с ней.
— Не моя вина, что ты всегда настолько рассеян и не замечаешь, что творится вокруг. — Она пожала плечами. — Я пыталась сделать тебя лучше, любимый, но твое упрямство сослужило тебе плохую службу.
Она шагнула ко мне — скользящим, шелковым движением. Легко зачерпнула из воздуха что-то невидимое, толкнула ко мне. Сила, холодная и липкая, как старая кровь, потекла по моей коже. Она касалась моих скул, пропитывала собой одежду, и это было чертовски противно. Невидимые пальцы перебирали мои волосы, шарили, пытаясь нащупать слабину, отыскать щелочку, чтобы проникнуть внутрь.
Ей хотелось поиграть на мне, подергать за веревочки, привязанные к рукам и ногам всякого человека. Нужды. Привязанности. Комплексы. Кровососы большие мастера обманывать инстинкты, только до Рамоны Сангре Веронике еще очень далеко было. Я даже не сразу понял, что она делает.
— Что тебе нужно? — сухо спросил я.
— Как равнодушно ты говоришь со мной, любовь моя. — Она прищурилась, разозлившись, что попытка не удалась. — Послушание. Я не требую от тебя ничего особенного. Ничего, что ты не был бы мне должен.
— Я ничего тебе не должен, — отозвался я.
— Думаешь? — Вероника пошевелила пальцами, будто разминала их, и меня приложило об стену волной холода. — А мне кажется иначе. Я знаю, с кем ты спишь теперь, дорогой. И мне хочется, чтобы ты очень хорошо это понял. У кого сила, у того и право.
И вот тут я понял, что выстрелю в нее, если придется.
— Ты была в моей квартире?
— А тебе бы этого хотелось?
— Я задал вопрос.
— Я тоже.
Я почувствовал, как жилка у меня на правом виске запульсировала. Так иногда бывает, если что-нибудь меня здорово взбесит. Давление поднимается, и кровь начинает стучать в ушах. Вероника втянула ноздрями воздух — шумно, вкусно. Кончик языка скользнул по губам.
— Как ты волнуешься за нее… — протянула она, уставившись в точку чуть пониже моего подбородка. — Это так возбуждает!