Такая разная Блу
Шрифт:
— Я не собираюсь вешать на тебя это, Мейсон. Я приехала сюда не для выяснения отношений, а для того, чтобы получить разрешение на усыновление ребенка. Это справка о передаче прав. Тебе нужно будет явиться в суд в указанный день и поставить подпись. И после этого, я обещаю, ты больше никогда не увидишь ни меня, ни моего огромного живота.
Мейсон изучал документ в течение минуты, и в какой-то момент мне показалось, что он разорвет его пополам.
— Я буду работать. И не смогу этого сделать, — ответил он наконец, отшвыривая листок в сторону. Тот плавно опустился
— Я поняла, — произнесла я приторно сладким голосом. — Надеюсь, ты достаточно сильно хочешь сохранить эту работу. Так как в противном случае я добьюсь признания отцовства и подам на алименты.
Мейсон выругался, а на губах Уилсона появилась усмешка. Он показал мне поднятый вверх большой палец, из-под скрещенных рук. Но когда Мейсон обозвал меня гребанной шлюхой, улыбка историка исчезла.
— Попридержи язык, дружочек, — выпалил он, и Мейсон взглянул на Уилсона с опаской, очевидно вспомнив о приеме кунг-фу, вырубившим его в их последнюю встречу.
— Ты не увидишь от меня ни цента, Блу.
— Приедешь в четверг в суд, и я не стану претендовать на твои деньги. — Я резко приложила повестку к его груди, подождав, пока он возьмет ее и сожмет в кулаке. — Увидимся в четверг.
С этими словами я развернулась и пошла вперед, даже не обернувшись, чтобы взглянуть на Мейсона или Уилсона. Я скользнула на пассажирское сидение субару Уилсона и постаралась пристегнуть ремень, желая ощутить себя в безопасности. Я и сама не совсем понимала, от чего хочу защититься. От ярости ли Мейсона? Или от его откровенного предательства? Возможно, так оно и было. Все, что я знала наверняка, это то, что мне очень страшно и невообразимо грустно. Уилсон сел рядом со мной и завел машину. Мои руки дрожали так сильно, что застежка ремня отскочила и ударила по стеклу. Уилсон молча перегнулся через меня, взял ремень и пристегнул его, все это время я ощущала его обеспокоенный взгляд на своем лице.
— Ты вся дрожишь, с тобой все нормально?
Я кивнула, стараясь избавиться от чувства стыда, мешающего мне говорить. Я чувствовала, как он изучает глазами мой профиль, стараясь проникнуть под маску на моем лице.
— Ты любишь его? — Его наивное предположение было столь неожиданным, что я рассмеялась, если только в моем состоянии вообще можно было смеяться.
— Нет! — легко ответила я. — Я испытываю страх и неловкость. И эти чувства не имеют ничего общего с любовью. Я вообще никогда его не любила.
— Думаешь, нелюбовь к нему все облегчает?
На мгновение я задумалась, а потом кивнула.
— Да. Облегчает. И я рада, что он не пытался сделать из меня честную женщину.
Уилсон улыбнулся.
— Да уж, что есть, то есть.
Он включил радио и тишину ночного Вегаса наполнили голоса группы The Killers. Песня называлась «Мисс атомная бомба». Я думала, что разговор закончен, как вдруг Уилсон резко нажал на кнопку, выключая музыку.
— А что, если бы он сделал это?
— Сделал что? Предложил бы мне руку и сердце? Будьте реалистом, Уилсон.
— Но если бы да, ты бы оставила ребенка?
—
— Ох, Блу. Ты бы не была плохой матерью.
— Интересно, сказал ли кто-нибудь эти слова моей матери, когда она была беременна мной?
Уилсон резко повернулся ко мне с выражением крайнего удивления на красивом лице. Я только беспечно пожала плечами. Я не знала, была бы я плохой матерью или хорошей. Зато я точно знала, что лучшей матери, чем Тиффа Снук, нет и не будет на всем белом свете. Оставалось только подписать документы.
***
Наступил четверг. Я плохо спала всю эту неделю, боясь, что Мейсон с родителями либо не явятся в суд вовсе, либо заявят права на нашего еще не родившегося ребенка. Я бы в любом случае сохранила его. Но отдать малыша Джеку и Тиффе одно дело, а Мейсону и его родителям — совсем другое. Однако, когда я приехала в суд четверг утром, оказалось, что Мейсон прибыл без сопровождения. Он был совершеннолетним и мог самостоятельно принимать решения. Я гадала, рассказал ли он обо всем родителям. На нем был галстук, а лицо выражало полнейшее смятение, так что я снова прониклась к нему сочувствием.
Когда судья задал ему вопрос, понимает ли он свои права, а также осознает ли, что от него требуется, Мейсон кивнул, а затем взглянул на меня. Казалось, он выглядел ошеломленным. С помощью нотариуса Мейсон подписал все необходимые документы, и Тиффа с Джеком обнялись так крепко, словно происходящее пугало их не меньше других. Я почувствовала слабость и облегчение одновременно и прикладывала усилия для того, чтобы не поддаться нахлынувшим эмоциям. После того, как все закончилось, я нашла Мейсона. Я была сильно ему обязана.
— Спасибо, Мейсон, — спокойно произнесла я, протягивая ему руку.
Тот медленно пожал ее.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше, Блу? Я знаю, у нас никогда не было ничего серьезного, но… я бы хотел, чтобы было.
Настала моя очередь удивляться.
— Хотел бы?
Я никогда не думала, что Мейсону может понадобиться от меня что-то кроме секса. Возможно, из-за низкой самооценки, я просто не смогла разглядеть его истинных чувств?
— Я знаю, я могу быть редкостным кретином. Я много пью, не слежу за языком и быстро зверею. Но ты все равно должна была сказать мне.
— Должна, — согласилась я. Мы замерли в неловком молчании, смотря куда угодно, только не друг на друга.
— Так будет лучше, Мейсон, — мягко произнесла я. Он взглянул на меня и кивнул.
— Да, я знаю. Но может быть, однажды ты дашь мне еще один шанс…
Нет. Я бы не стала этого делать. Мейсон был частью прошлого, в которое я не хотела возвращаться. Но я неопределенно кивнула, радуясь воцарившемуся между нами перемирию.
— Береги себя, Блу.
— И ты себя, Мейсон. — Я развернулась и направилась к выходу. Но голос Мейсона остановил меня: