Такая разная любовь

Стоун Джин

Он придвинул к ней свое лицо:

— Когда ты планировала рассказать ему? В следующем году? Через два года? Может быть, никогда?

Слезы брызнули у нее из глаз.

— Вон из моего дома, — надтреснутым голосом проговорила она, преодолевая сильную боль.

Он махнул рукой.

— Вот это дом! Да, это я понимаю! По крайней мере я рад, что ты вырастила моего сына в таких условиях. — Он снова сорвался с места и стал расхаживать перед ней, качая головой. — Это гораздо больше, чем я когда-либо смог бы ему дать, —

бормотал он. — И ты это знала с самого начала.

Зу все еще не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, словно все ее тело налилось свинцом и затягивалось под землю в воронку зыбучего песка.

Он вновь резко обернулся к ней. Глаза его были полны слез. Злых слез. Слез обиды.

— Почему ты молчала об этом, Зу? Боялась, что это испортит твою паршивую карьеру? Не хотела скандала? Но ты забыла об одном: это мой сын и я имел право знать о его существовании. И еще я хочу, чтобы ты все рассказала ему. Я хочу, чтобы он знал. — Он отвернулся и сунул руки в карманы своих джинсов. — Ты скажешь ему, или я устрою такой скандал, какой тебе и не снился.

Скотт выглянул из-за угла дома:

— Не надо мне ничего говорить, мам. Я и так все слышал.

Зу вдруг согнулась пополам и ее стало рвать прямо на просыпавшийся жареный рис.

Эрик не сдвинулся с места.

Зу подняла глаза. Скотт не отрываясь смотрел на нее. Затем повернулся и убежал по тропинке к утесам и бассейну, где он всегда скрывался, когда хотел побыть один. Там было его убежище, его спокойная гавань.

Пошатнувшись, Зу выпрямилась.

— Ты негодяй, — прошипела она. — Ты последний негодяй.

Она повернулась, чтобы идти догонять Скотта, но Эрик остановил ее, крепко взяв за руку.

— Ведь ты хотела, чтобы я все узнал! Ведь хотела, Зу, а?

— Не трогай меня, мерзавец!

Он еще крепче сжал ее руку.

— Ты хотела, чтобы я узнал. Именно поэтому ты не соврала, когда я спросил о том, сколько ему. Ведь могла сказать, что десять. Или двенадцать. Но ты сказала: четырнадцать. Зу! Ты хотела, чтобы я узнал, но… зачем тебе это нужно было? Зачем ты захотела раскрыть мне на это глаза после стольких лет?

Зу заглянула в его влажные от слез глаза. Эрик был прав. Она хотела, чтобы он узнал про Скотта. Ей хотелось заставить его страдать, испытать боль, горечь и угрызения совести. Зачем она поехала в Миннесоту? Только ли для того, чтобы встретиться со своей первой любовью? Для того, чтобы, встретив, поблагодарить его?

Нет. Зу теперь это точно знала. Ничего подобного. Ей хотелось разыскать его ради одной-единственной цели — отомстить. Да, она хотела заставить его мучиться.

— Для чего тебе это было нужно? — снова спросил он тише, уже не пытаясь скрыть страдания, отражавшегося на его лице.

Она плюнула ему в лицо.

— Для чего? Я ненавижу тебя, мерзавец! — взвизгнула она. — Все эти годы я провела в мучениях, и все по твоей вине! По твоей вине! Ты бросил

меня! Когда родился твой сын, я чуть не умерла! Первые два года я даже не могла взять его на руки, своего собственного ребенка! Я была больна. Я не могла ни взять его на руки, ни покормить, ни приласкать! А где был ты в это время? Нигде! Ты бросил меня, негодяй! Бросил!

Она вырвалась и бросилась по тропинке, спотыкаясь и рыдая в голос. Карабкаясь по острым скальным выступам, она молила Бога о том, чтобы со Скоттом ничего не случилось, чтобы он не проникся к ней ненавистью… Она разбила себе ноги в кровь, прежде чем увидела сына. Он сидел у кромки бассейна, закрыв лицо руками.

Зу подошла сзади и обняла его.

— Скотти, — жалобно прошептала она. — Господи, простишь ты меня когда-нибудь или нет?

Он вырвался от нее:

— Значит, это правда? Что тот человек… что тот человек…

— Тот человек не является твоим отцом, — сказала она. — И не может им быть. Твоим отцом был Уильям. — Она протянула было руку, чтобы вновь обнять его, но рука замерла на полпути. Словно Зу решила, что не имеет права прикасаться к сыну. — Он воспитал тебя. Любил, заботился о тебе, играл с тобой в баскетбол. Он, а не тот человек. Твоим отцом был Уильям.

— Но…

— Кровное родство еще ничего не значит. На первом месте стоит любовь. А Уильям любил тебя.

— Мам, а он… этот человек… Эрик… Он сказал, что даже не знал о моем существовании.

Зу обхватила руками живот и стала раскачиваться взад-вперед, не в состоянии унять слезы.

— Да, — тихо проговорила она. — Он не знал.

Скотт резко выпрямился и нырнул в воду.

«Боже мой, — подумала Зу, — что я наделала? Зачем мне нужно было опять лезть в актрисы? Зачем я поехала на эти чертовы минеральные воды?..»

Но она тут же поняла, что поступает несправедливо по отношению к Алиссе и Мэг. сваливая на них вину за то, что случилось в ее жизни. Рано или поздно она все равно поехала бы к Эрику. Он был своего рода незакрытой страницей в книге ее жизни. Зу не могла забыть о нем, ибо с каждым новым днем взрослеющий сын все больше напоминал ей отца. Ей необходимо было расставить все точки над «i». А Алисса и Мэг всего лишь придали ей сил.

Наблюдая за тем, как ее сын рассекает руками воду, Зу спросила себя: «Возможно ли, чтобы теперь между нами все было как прежде?»

Прошло десять дней. Скотт мало разговаривал с матерью и почти все время проводил у бассейна в одиночестве. Каждый раз, когда она пыталась приблизиться к нему, он замыкался в себе, словно окружая себя своей болью…

— Ничего, дай срок, — говорила Марисоль. — Отойдет.

Зу соглашалась и втайне очень надеялась, что, когда она вернется из Нью-Йорка со съемок, Скотт простит ее. Впрочем, внутренний голос предупреждал ее о том, что этого может и не случиться.