Такая разная правда

Ингвин Петр

1

С того дня мы стали встречаться регулярно. Каким же он оказался дремуче-грубым в постели… и как это, оказывается, здорово. Ни в каком диком сне не могло присниться, что меня станут возбуждать

жадные спонтанные спарринги в местах, что, казалось бы, совершенно для этого не предназначены. Как оказалось, это только казалось. А «спарринг» – словечко Олега, он использовал именно его, причем выводил от другого, гораздо более подходящего по смыслу глагола.

– Сюда.

Крепкая рука хватала меня, втаскивая, например, в мужской туалет при полусонном супермаркете.

– А если зайдут?!..

– Им же хуже.

Или взнуздывал в примерочной, сгибая пополам либо властно возвышаясь.

– Но охрана видит! – молила я, озираясь в поисках камер.

По закону наблюдение там запрещено, но кто же его соблюдает. Все знали, что камеры есть.

Олег крушил сомнения на лету:

– Пусть завидуют. Не отвлекайся.

Он поражал неуправляемостью и необузданностью желаний. В отличие от изредка вспоминающего обо мне Алекса, начинавшего будничные поползновения с длинных и до оскомины знакомых прелюдий, убивавших желание начисто, этот представитель мужского племени думал только о себе. Всегда. Исключительно

о своей жажде моей бедной плоти, раз за разом практически раздираемой на части, без оставления живого места… но как же это возбуждало! Видимо, во мне спала мазохистка, и ее разбудили. Иначе не объяснить. Или унылый штиль Алекса настолько приелся, что буря показалась освежающим бризом.

Нескрываемое распутно-животное начало Олега при встречах со мной захватывало над ним власть, оно просто жгло, заставляя вожделеть, безоглядно отдаваться и безмолвно выполнять любые прихоти.

Он показывал сделанные им фотографии. Какой же он был бесстыдник! У меня глаза лезли на лоб от одних только ракурсов, в которых он ловил не подозревавшую об съемке натуру.

Иногда во время процесса он подлавливал и меня. Как же это заводило!

Любовь развивалась стремительно, как бывает только в плохом кино и в жизни. Нашим временем стали вечера. И дни, когда у Олега не было дежурств, а я почти забросила как учебу, так и работу, живя в постоянном отгуле. В некоем помешательстве, которое шло изнутри.

Я была влюблена. Этим все сказано.

– Любимый… – шептала, сжимая светлую во всех смыслах голову любимого человечка, прильнувшую к моей отворившейся для него душе.

Конец ознакомительного фрагмента.