Такая разная жизнь
Шрифт:
– Не надо. Он сказал, чтобы я уходила из дома. Не думаю, что я его теперь волную, – отвернувшись к окну и терзая руками край простыни, дрожащими губами прошептала Дани.
– Ты говоришь ерунду! – накрывая ее маленькую и холодную ладошку своей, и сжимая, давая ей почувствовать свое присутствие, возразил мужчина.
– Не будем спорить, Хосе. Мне теперь нужно думать, где остановиться, пока мою квартиру не освободят, – вновь встретилась с его глазами, нервно сглотнула и убрала непослушную прядь волос за ухо, девушка.
– Я уезжаю на съемки через несколько дней. Мой номер полностью в твоем
– Ну, конечно, – немного приподнялась Даниела на подушках, принимая сидячее положение, – Только этого мне и не хватало для полного счастья. Поселиться у тебя, и довести Ридуса до инфаркта. И потерять дорогу назад навсегда! Нет уж! Спасибо.
– Как знаешь, – разочарованный Хосе, убрал ключи, но все равно продолжил стискивать ее ладонь. – Что-нибудь придумаем.
– Без тебя как-нибудь разберусь, – еле слышно пробормотала себе под нос брюнетка.
– Время посещений закончено! – вовремя заглянула Мэри в палату, нарушая их уединение, но позволяя Дани отдернуть руку, пряча ее под одеяло.
– Спасибо, – кивнул Кантилльо, играя бровями.
Он прекрасно слышал слова Даниелы, но решил списать их на усталость и расшатанные нервы. Наклонившись к ней, он мягко коснулся губами ее щеки, покрасневшей от смущения, как ему показалось.
Попрощавшись Хосе, оставил ее совсем одну в этой больничной палате. Звонок телефона лежавшего на столике, заставил ее вздрогнуть, задевая провода капельницы. Протянув руку к трубке, Дани мельком взглянула на экран, замирая от разрывающих ее чувств. Вот именно с ним то, она говорить сейчас боялась больше всего. Неуверенным нажатием клавиши она все же позволила себе ответить на звонок.
========== Часть 19 ==========
– Да, – придавая голосу, бодрость и беззаботность, улыбнулась Дани.
– Привет! – детский голосок ее любимого блондина прорезал тишину ее одинокого заточения, – Я соскучился. Что у тебя было с телефоном? И где ты? И когда приедешь домой?
– Помедленнее Мингус! – остановила тараторящего ребенка Дани, – У меня все хорошо. Пришлось срочно уехать в командировку. Телефон там плохо ловит. Я тоже очень соскучилась.
– А как же папа? Ты ему не сказала. Почему? – слабо понимающий происходящее, блондинчик все же пытался оценить всю ситуацию.
– Мы уже все выяснили. Не переживай. Я скоро вернусь, – сдерживая слезы, рвущиеся наружу и бесполезные рыдания, Дани старательно делала вид, что она в порядке.
– А когда ты приедешь? – не оставляя попыток все понять, Мингус слишком много требовал от уставшей девушки, сам того не зная.
– Скоро, мой хороший. Как только смогу вырваться, то сразу прилечу, – она, возможно, напрасно заставляла его надеяться.
– А я могу к тебе приехать? – с неприкрытой надеждой в голосе, спросил подросток.
– Посмотрим на твое поведение, мелкий! Если твой отец не будет на тебя жаловаться, то конечно же, – зная что этого все равно не будет, уверенно согласилась она.
– Это слишком жесткие условия, Дани! – просиял радостный ребенок, только что практически получивший разрешение на встречу.
– Вот и увидим, как ты их выполнишь, – поддаваясь
– Люблю тебя! – прокричал в трубку Мингус и отключился, весь в нетерпении.
Откидываясь на подушки и, размышляя над тем, как же осуществить обещанное, Дани задремала, даже под этот противный писк стоящего рядом монитора.
– Мингус, ты останешься на ночь у Кевина? – с трудом набрав номер сына, задал терзавший его вопрос Ридус-старший и, получив положительный ответ, позволил себе расслабиться.
Он сидел на полу рядом с диваном, а вокруг валялись опустошенные бутылки пива, так заботливо недавно купленные Дани. Его Дани… Сердце бешено колотилось, от осознания того, что вот и все. Что он словом, а она делом расстроили их отношения, возводимые долгие годы. Он до сих пор помнил, как встретил ее на том первом интервью, после выхода вторых Святых.
Взгляд ее зеленых глаз был обращен на его друга Шона, она слишком внимательно слушала, вникая в каждое сказанное этим придурком слово. Кивала и поддакивала, соглашаясь с каждым его предположением. Рассказ про то, как они снимали сценку с душем, вызвал в ней такой неподдельный восторг, что улыбка, озарившая ее лицо и светящиеся глаза, заставили его сердце остановиться.
Если она следила за каждым их движением, быстро рисуя что-то в блокноте, то он ловил каждое ее. Так старательно Норман еще никогда не прислушивался к вопросам, задаваемым журналистами. Для этой девушки он сделал особое исключение из своих правил, и впервые за тот день, снял свои очки. Его ответы были настолько исчерпывающими и образцово понятными, что даже Флэнери изумился, глядя на его поведение. И не забыл его за это подколоть.
Как же было приятно узнать, что конвенция, длящаяся три дня, собрала столько человек. И главное – эта девушка должна была там пробыть все эти дни вместе с ними. Ее приставили к ним, как представительницу одного очень известного журнала.
Ее нельзя было назвать безумно красивой и опасной, заставляющей умы мужчин воспламеняться, но то с каким достоинством она держалась, вызывало у него восхищение. Когда она вновь появилась на его горизонте, во время раздачи автографов, он просто залип взглядом, пытаясь восстановить дыхание. Ридус даже не заметил подошедшего сзади Флэнери совершающего движения вперед-назад, изображающего не пойми что. Лишь увидев ее румяные щеки и едва сдерживаемый смех, обращенный в его сторону, он развернулся и поймал друга за непристойными телодвижениями. Отвесив Шону подзатыльник, Норман вернулся к поклонникам и своим автографам. Стараясь не поднимать лишний раз глаза, боясь опять отвлечься и затянуть с этой встречей, Ридус делал вид, что очень увлечен.
Она подошла чуть ближе и стала о чем-то весело болтать с Кларком, повернувшись к Норману спиной, и делая вид, что его менеджер ей очень интересен. Так, по крайней мере, себя успокаивал сам мужчина. Она всего лишь хочет быть ближе к нему. Руки вспотели, и маркер выскользнул из них, скатываясь по столу и падая к ее ногам. Ее нежная улыбка, и тонкие пальчики, передающие ему поднятый маркер, и соприкасающиеся с его грубой ладонью и он снова забывает дышать. Чувствует себя семнадцатилетним подростком, влюбленным в свою учительницу.