Такая разноцветная жизнь
Шрифт:
– Раздевай её. Всё выбросить! – скомандовал жене. – Я – к Пане, нужно котёл затопить.
Целый час Ларочка отмокала в горячей ванне и тихонько поскуливала, когда цыпки на руках начинало щипать от воды. Мама хваталась то за мыло, то за щётку, пытаясь отскоблить дочь.
– Фима, вода совсем чёрная стала! – крикнула она мужу.
– Ну так выпусти её, налей новую! – отвечал он, удивляясь женской недогадливости.
Воду для Ларочки меняли трижды. Наконец она вышла распаренная, отмытая,
– Давай садись за стол, – суетилась мама. – Вот котлетки куриные, пюре из картошечки, горошек зелёный.
Папа некоторое время молчал, глядя на дочь. Потом достал бутылку коньяка, налил стопочку, поставил перед ней. Посмотрел, как та взяла хрустальную посудку плохо гнущимися пальцами, выпила и сунула в рот кусок колбасы.
– Иди спать!
Она послушно прошагала в спальню и с наслаждением бухнулась в чистую мягкую постель. Не слышала, как папа заботливо подоткнул одеяло.
– А котлетки… – растеряно протянула мама.
– Котлетки – завтра. Всё будет завтра!
Так закончился урок трудового воспитания единственной дочки, нежной Ларочки.
Точный расчёт
Иришка, собираясь переодеться в домашнее, возилась за шторкой, разделявшую комнату общежития на «гостиную-спальню» и прихожую. Только успела снять свитер с юбкой – в дверь неожиданно ударили, похоже, кулаком:
– Бинты есть? – раздалось снаружи.
От неожиданности девчонка выронила одёжку.
– Какие бинты?! Нет ничего!
По топанью угадала бегущего.
«Кто это? Голос похож на Толика – соседа Серёжки по комнате. И чего так пугать?» Она достала из стенного шкафа брючки и жакетик из красного вельвета в мелкий белый цветочек. (Сама шила.) Очередной громкий стук заставил вздрогнуть и сунуть ноги в одну штанину.
– Раствор глюкозы! Срочно! – крикнул кто-то голосом Виктора, ещё одного Серёжкиного соседа, и убежал по коридору.
– Что стряслось?
Ириша поднялась с пола, торопливо оделась. Только отперла замок, как распахнувшаяся дверь чуть опять не уложила её на коврик.
– Физраствор! – рявкнул Серёжа и умчался, как предыдущие визитёры.
– Что случилось?! – закричала Ириша, пытаясь догнать. Шлёпки подвели: упали с ног. Пока их ловила и обувалась, парня след простыл.
На втором этаже перед дверью мальчишек толпилось несколько шестикурсников.
– Туда нельзя! – остановил подругу Серёжа, отводя в сторонку.
– Да что там у вас?
– А ты никому не расскажешь?
– Молчать буду! – глаза девчонки загорелись любопытством.
– Смотри! Ты слово дала. Валерка пытался свести счёты с жизнью.
– Что-о-о?!
– Вены порезал…
– С
– Галка с ним уже три недели не разговаривает. Поссорились. Сейчас там скорая. Швы накладывают. Приходи через полчаса, хоть поддержишь. И смотри: обещала никому не говорить.
Ириша машинально отмеряла шагами ступени.
«Вот это дела! Уж у кого-кого, а у студентов-медиков нервы крепкие, – так она считала. – Порезать вены, как девчонка-нюня! И кто? Валерка, который старше однокурсников на пять лет. Плешь уже пробивается…»
Опомнилась на шестом этаже. «Как это угораздило проскочить свой пятый?» Постояла в задумчивости. Решительно направилась к знакомой комнате в конце коридора, где жила однокурсница Галочка. Тоненькая стройная гимнастка с тёмными длинными волосами, забранными в хвост, и густой чёлкой над большими синими глазами.
Это была странная пара: миниатюрная девочка и высоченный лысеющий дядька. Ему приходилось всё время нагибаться рядом с ней.
Галочка гладила белый медицинский халатик на столе. Ириша долго болтала на отвлечённые темы, пока не иссякла.
– Валерка вены порезал, – выпалила, не удержавшись.
Галочка, продолжала водить утюгом. Даже бровью не дрогнула.
– И как? – вымолвила, наконец.
– Скорую вызывали. Зашивали.
– Значит, жить будет.
– А ты к нему не пойдёшь?
– Зачем? Экстренную помощь ему оказали.
«Вот это самообладание!» – восхитилась Ириша.
На второй этаж спускалась медленно. Серёжа ждал её:
– Зайдём в комнату. Валера просил.
– Может, не надо?
– Иди, не бойся!
Девчонка робко перешагнула порог: «Как вести себя? Никогда не навещала самоубийц. Что говорить?»
Страдалец отвернул голову лицом к стене. Забинтованные по локти руки лежали поверх одеяла. Серёжка подвинул ей стул:
– Садись!
«Что сказать? Что?» Выпалила:
– Валера, ты глупость сделал.
Парни зашикали со всех сторон:
– Молчи!
– Повёл себя как девчонка. Всегда считала таких слабаками! – не могла она остановиться.
– Ах так? Значит, я – слабак?!
Больной вдруг сел в кровати и начал срывать бинты.
– Валера-а-а! – запричитала Иришка, хватая его за руки. – Прости меня-а-а! Я дура!
Она запуталась руками в бинтах и не сразу заметила, что под ними не оказалось не только крови, но и никаких царапин.
– Это что?!
Шестикурсники рыдали от хохота. Почувствовав себя одураченной, Ириша отлупила подушкой, выдернутой из-под лжесамоубийцы, и его, и сообщников. Разъярённая, покинула поле боя. Подружкам в комнате ничего не сказала: стыдно было. К Галочке тоже не пошла. Чего себя на посмешище выставлять?