Такая вот любовь
Шрифт:
Анджелина снова поежилась. В детстве каждый раз, когда она отправлялась на улицу, ее мать, никогда из дома не выходившая, предупреждала: «Не подбирай мертвых птиц». Анджелина знала, что птицы летают в небе, и предполагала, что мертвые падают именно оттуда. Она как въяве видела ту коричневую птицу с глазами аллигатора и торчащими из хвоста перьями, которая гнездилась у них в гараже. Птица проносилась мимо, едва не касаясь головы девочки, а затем наблюдала, как та садится в отцовскую машину. Будто чего-то хотела от нее. После того как птица испачкала ее любимую кофту с надписью «Битлз» липким
«Она вовсе не боится выходить на улицу», – сказал он.
«Не боится?»
«Она боится испугаться. Боится ощущения паники. А не того, что снаружи».
Отец дал ей зонт и объяснил, что это для защиты, поэтому Анджелина много лет никуда не выходила без него. Хотя ныне, чтобы чувствовать себя в безопасности, ей уже не требовался раскрытый купол над головой, Анджелина частенько сжимала сложенный зонт в руках, высматривая птиц.
– Были сегодня новости от девочек? – спросил Уилл.
Анджелина перевела взгляд с далеких холмов на фигуру сидящего на веранде мужа. Его вопрос являлся уступкой ей: Уилл давал жене время привыкнуть к его новостям.
– От Кары никаких, – ответила женщина. – Ливи прислала по электронной почте фотографию – не свою, а поля с подсолнухами под Парижем…
– Что она делала под Парижем?
– Еще звонила Айрис: она хочет купить кое-какую одежду для матча.
– А что, на футбол одеваются не так, как в колледж? – спросил Уилл, подошел к жене и сел рядом, мимоходом коснувшись ее ноги. Ладонь у него была широкая, ногти обгрызены до мяса. – Трудно поверить, что я больше не «водяной доктор».
Анджелина едва удержалась от улыбки, услышав прозвище, которое Кара дала отцу много лет назад, когда сидела за кухонным столом с домашним заданием и допытывалась у каждого из родителей, чем они занимаются. Анджелина объявила себя патронажной сестрой.
– Я остаюсь ею, даже если прямо сейчас не работаю, – объяснила она.
Уиллу пришлось ненамного легче.
– Что значит «контролер»? – спросила Кара. – Ты работаешь в поезде?
Уилл пробормотал что-то насчет работы с водой.
– С водой?
Он объяснил дочери, что, проверяя воду, выясняет, не подхватят ли люди через нее какую-нибудь болезнь. Кара начала записывать. В эту минуту Анджелина, ставя на стол стопку тарелок и кипу салфеток, оказалась у ее за спиной. «Водяной доктор», – выводила девочка крупными каракулями.
– Айрис выглядела счастливой, правда? – спросила Анджелина. – В университете.
Однако эта последняя поездка в колледж была совсем иной, чем прошлые, со старшими девочками. Она подвела некий итог.
– Мы выпустили в мир трех относительно самостоятельных дочерей, – проговорил Уилл и поднял свой бокал. – За нас.
Анджелина качнула своим бокалом
Сделав глоток, Анджелина устремила взгляд на горы.
– Настолько далеко в будущее я не заглядывала.
– А я заглядывал, – ответил Уилл.
– Я имею в виду – когда я влюбилась в тебя, то предполагала, что у нас будут дети, может, даже и трое. Но предвидеть, что они полностью подчинят себе наши жизни, а спустя много лет, в какой-то далекой галактике, мы сумеем вернуть эти жизни обратно, не могла.
– Лично я всегда предвидел этот момент, – заявил Уилл. – Я уже представляю нас с внуками. – Он рассмеялся.
Она нет.
Анджелина предполагала лишь, что, возможно, снова вернется к пробежкам. Хотя не бегала со студенческих времен. Или будет работать на полставки в больнице. Или планировать их совместное путешествие в Париж. Или читать роман о женщине на берегу. Или готовить вместе с Уиллом, как он всегда хотел, но только развлечения ради, а не потому что необходим ужин. И больше не будет никаких рассерженных подростков. Никаких выездных игр. Никакого прессинга. Они смогут болтать хоть всю ночь напролет, даже забывая про ужин, просто потому, что ей захочется выговориться, а ему – послушать.
– Мне жаль, что я все испортил, – заметил Уилл. – Расстроил тебя.
– Меня?
– Ты разве не расстроилась?
– Но это ты потерял работу.
Нет у нее права расстраиваться. Ей надо думать о муже. Но она возлагала столько надежд на пустой дом! Слезы неудержимо хлынули наружу.
Уилл встал, опустился перед женой на корточки и обнял ее. От его шеи всегда исходил свежий лимонно-гераниевый запах дезодоранта «Олд спайс».
Анджелина судорожно вздохнула и выпрямилась.
– Это мне надо тебя утешать, – пробормотала она, вытирая уголки глаз рукавом куртки, висевшей рядом на подлокотнике.
– Я не нуждаюсь в утешении, – возразил Уилл.
И тогда она отвела глаза, устремив взгляд сквозь защитную сетку, на деревья. Уж деревьям-то любые перемены нипочем. Они переживают их каждый год.
Уперевшись руками в колени, Уилл встал – явно медленнее, чем был способен: ни дать ни взять ржавое садовое кресло, которое сложили, перед тем как убрать. На нем все еще были приличные вещи, в которых он ходил на работу последние пять лет, с тех пор как перестал ездить в командировки: коричневые мокасины, светлые брюки, рубашка с воротничком на пуговицах и галстук.
Уилл относился к тем людям, которые все делают планомерно, точно это какое-то положительное качество. Обычно, придя с работы, он сразу поднимался наверх и переодевался. После этого откидывал одеяло. Потом возвращался вниз и, если ужин готовил он, а не Анджелина, расставлял на столе продукты, которые должны были ему понадобиться. Затем включал телевизор. По крайней мере, когда Уилл смотрел телевизор, он не смотрел на Анджелину.
По деревьям пробежал ветер.
– Я подумываю о возвращении в профессию, – сообщила она. – Ты ведь помнишь, я постоянно проходила аттестацию. – Таков был их план на случай непредвиденных обстоятельств.