Такер

Ламур Луис

— И что же ты теперь намерен делать?

Я пожал плечами.

— Сначала лягу спать, а утром положу большую часть денег в банк. Себе я оставлю двести долларов на расходы и пущусь за ними в погоню.

Однако перед тем как лечь спать, я сел за стол и, взяв лист бумаги, стопка которой лежала здесь же, написал письмо, хотя я терпеть не могу это занятие. Оно было адресовано Бертону Д. Эйли, нашему соседу, который доверил нам продажу своего скота.

Глава 6

К полудню, похоже,

весь Лидвилл знал о нашей перестрелке. Док Сайте не умер и, кажется, не собирался умирать. Я очень надеялся, что он поправится. Я не хотел его смерти, несмотря на то, что он пытался меня убить.

Поскольку я успел сесть на ступеньки, мои пули попали ему в верхнюю часть тела, а его пролетели мимо моей головы — одна — чуть выше, а другая — справа от нее. На таком близком расстоянии пули еще не успевают отклониться, поэтому они пробили в ступеньке такую огромную дыру, что в нее можно было просунуть кулак.

Когда мы с Коном Джуди завтракали, у нашего столика то и дело останавливались совершенно незнакомые люди, чтобы высказать свое отношение к происходящему.

— Так ему и надо, — говорили о Доке. А кто-то добавил: — Только в следующий раз стреляй чуть пониже. Такие, как он, нам не нужны.

О том, куда делись Хеселтайн и Рис, никто ничего не знал. Похоже, что они и вправду уехали из Лидвилла. Однако мы не могли сразу броситься за ними в погоню — у Кона в городе были дела, и он должен был разделаться с ними. Я слонялся по городу, держа на всякий случай наготове свой револьвер.

Кон успокоил меня:

— Пусть они бегут и прячутся от нас. Руби это не понравится, мы ведь с тобой это хорошо знаем. Деньги имеют ценность только там, где их можно тратить, и ей очень скоро надоест прятаться вместе с двумя паршивыми воришками.

— Я не могу понять одного, — сказал я. — Чего они так боятся? Хеселтайн наверняка стреляет лучше меня, да и Рис, наверное, тоже.

Кон пожал плечами.

— Там, дома, в Техасе, ты был еще сосунком, и они знали тебя таким, а теперь ты быстро повзрослел. Раньше, хотя вы и дружили, они презирали тебя, Шел. Ведь среди людей есть много таких, кто не прочь поживиться за чужой счет, если чувствуют, что человек не сможет дать им отпор. Но когда они узнали, что ты бросился за ними в погоню, их мнение о тебе стало меняться. Они встревожились, поскольку поняли, что ты не боишься встречи с ними. Возможно, они не знали, кто я такой, и их беспокоило еще и то, что ты теперь не один.

Несмотря на то, что молва обычно превозносит храбрость людей, любящих побаловаться с оружием, они предпочитают держаться своего района и не выходить за его пределы. Людей, живущих на другом конце города, они стараются избегать. Когда ты появился в Лидвилле, они узнали, что ты знаком со многими уважаемыми людьми в городе, и это их тоже напугало. Могу поклясться, что они слышали о том, как люди о тебе говорили: они узнали, что Дагган — на твоей стороне и что ты находишься в дружеских отношениях с деловыми людьми Лидвилла. Ты уже не тот человек,

к которому можно относиться с презрением.

А после того, как кто-то вечером стрелял в тебя, репутация Боба и его дружков испортилась окончательно. Это была самая большая ошибка, которую они могли совершить — стрелять в тебя в темноте. Теперь весь город считает их трусами, которые только и могут, что стрелять из-за угла. А этот выстрел, кстати, свидетельствует об их растерянности.

Все это было так, но деньги мои были теперь от меня еще дальше, чем прежде. Если Бобу и его друзьям удастся замести следы, я больше уже никогда не увижу наших денег, а сама мысль об этом была для меня невыносимой. И кроме того, город начал действовать мне на нервы.

Я вырос там, где дуют ветры, не встречая на своем пути никаких препятствий, и где до самого горизонта тянутся равнины, поросшие сочной травой. Я привык к запаху дыма, поднимающегося над костром из бизоньих лепешек. Я привык ощущать под собой седло. Все это въелось в мою плоть и кровь, и ни вкусная еда, ни магазины с красивой одеждой не могли заменить мне этого.

Поэтому я не стал ни о чем просить Кона, а просто собрал с собой в дорогу продукты и купил пару сотен патронов сорок четвертого калибра, которые подойдут и к моему винчестеру, и к револьверу.

— Ты что, собираешься объявить Бобу войну? — спросил меня продавец в магазине оружия.

— Да, сэр, — ответил я. — Этот человек украл у меня деньги, которые нам с отцом заплатили за скот. А это был не только наш скот, но и наших соседей, и, чтобы вырастить его, им пришлось работать от зари до зари. Мы собирали его по прерии в дождь, жару и град, пасли в любую погоду и вновь собирали, если он разбегался после бури. Наши соседи доверили нам свой скот, и я не могу обмануть их надежды. Так что, если понадобится начать войну, я ее начну.

Продавец заглянул под прилавок и вытащил оттуда шестизарядный револьвер. Он был почти новый, и я всегда о таком мечтал.

— Парень, — сказал он. — Твой револьвер уже старый, а твоя решимость пришлась мне по душе. Возьми этот револьвер вместо своего, и пусть Бог пошлет тебе удачу.

— Но у меня нет денег на такой револьвер.

— Возможно. Но я могу одолжить его тебе. Если получишь деньги, заедешь и заплатишь, если же не получишь — забудь об этом. Я не хотел бы, чтобы ты оказался лицом к лицу с Бобом Хеселтайном со старым револьвером, который в любую минуту может дать осечку.

— Большое вам спасибо, — только и смог вымолвить я.

Это был прекрасный револьвер. Я взял его и почувствовал, как он удобен в обращении, а когда убрал его в кобуру, то мне показалось, что она была сшита специально для него.

— Прекрасное оружие, — заметил я. — И похоже, что его уже использовали. Это ваш револьвер?

— Нет, это револьвер моего брата. Он был очень хорошим человеком. В то утро, когда его убили, он оставил этот револьвер дома, а у него был только тот, который он нес в починку.