Такие разные миры. Сборник
Шрифт:
– Все это кажется сейчас таким далеким, – произнесла Клеопатра. – У вас тут замечательно все устроено, гораздо лучше, чем у меня. В моем распоряжении всего-навсего три маленькие комнатки, а сада вообще нет.
– Скоро все изменится, – сказал Цицерон. – Как только Джон Сикис закончит свои приготовления.
– Сикис… Он в самом деле что-то значит в этом варварском мире? Или нет?
– Эти люди вовсе не варвары. И Сикис действительно очень много здесь значит.
– В некотором роде наш правитель?
– Он владеет контрольным пакетом акций в корпорации,
– Я так и думала. Какая скука! И какой меркантилизм! А ведь на карту поставлена наша судьба, и, оказывается, она зависит от чьих-то торгашеских интересов.
– Увы, – кивнул Цицерон. – Меркантилизм насквозь пропитал прекрасный новый мир, в котором мы обрели вторую жизнь.
– Печально. – Клеопатра опустилась в предложенное ей кресло и взяла персик из серебряной чаши, стоящей перед ней на столе. Надкусила, состроила гримасу. – Фу! Здесь все такое безвкусное!
– Это потому, что ненастоящее, – сказал Цицерон.
– Ну, все равно им не мешало бы проявить побольше изобретательности. Если они способны создать что-то, внешне похожее на персик, почему бы не позаботиться о том, чтобы он имел настоящие вкус и аромат?
– Хороший вопрос. Вам следует задать его как-нибудь Сикису.
Клеопатра пожала плечами; прикрытые легкой, словно паутина, шалью, они выглядели восхитительно. Цицерон отвел взгляд. Эта сирена, даже несмотря на то, что со времени ее смерти прошли века, все еще производила на него волнующее впечатление.
– Сикис… – повторила Клеопатра. – Мне кажется, он влюблен в меня.
– Вы удивлены?
– Ну, немного, учитывая разницу наших состояний. Он реальный мужчина, по его словам, а я фантом.
– О чем он с вами разговаривает?
– Утверждал, что уже давно преклоняется предо мной, – будничным тоном сообщила Клеопатра. – Повторял это снова и снова в изысканных выражениях, столь же страстно, сколь и банально. Потом и вовсе забормотал что-то невразумительное: как мы с ним вместе будем править здесь, в этом мире, который он называет Миром Двойников. Король и королева теней, вот что он имел в виду, я полагаю. Он был даже так добр, что сообщил мне, каким прекрасным супругом он будет. И вульгарно заявил, что ему из авторитетного источника известно кое-что очень важное для нас обоих. А именно, что акт любви в Мире Двойников хотя и не вызывает таких ярких ощущений, какие мы испытывали прежде, все же способен доставить большое удовольствие. И что он ждет не дождется, когда разделит это удовольствие со мной. Вот в таком духе Сикис продолжал все время, пока я не остановила его.
– И что вы ему ответили?
– Постаралась расставить все на свои места. Напомнила, что я, Клеопатра Седьмая, была возлюбленной четырех величайших когда-либо живших мужчин…
– Кого вы имеете в виду? – прервал ее Цицерон. – Мне, конечно, известно о Цезаре и Марке Антонии.
– Ну, до них был Помпей – бесспорно, один из самых великих людей на свете.
– Всего три.
Клеопатра озорно улыбнулась:
– Вы учли Октавиана?
– Но ведь он был вашим врагом! Вы покончили с собой, чтобы не попасть
– Такова версия, известная всем. Правда, как обычно, чуть-чуть сложнее.
– С удовольствием поболтаю с вами на эту тему в другой раз, – сказал Цицерон. – Однако сейчас у нас есть гораздо более важные проблемы. Вы отвергли предложение Сикиса?
– Окончательно и бесповоротно. Он человек мелкой души, не чета мне!.. Что это за звук?
– Это я, – ответил Цицерон. – Я скрежещу зубами.
– С какой стати? Сикис так много для вас значит?
– В личном плане он ровно ничего для меня не значит. Проще говоря, мне на него наплевать. Но он случайно оказался абсолютным владыкой и правителем нашего мира и держит в своих руках жизнь и смерть каждого из нас.
– Он о чем-то таком упоминал, – промолвила Клеопатра. – Но я не поверила ему. У меня возникло впечатление, что он хвастается.
Цицерон вздохнул:
– Вы здесь сколько… три дня? И уже успели чуть не погубить все дело.
На лице Клеопатры появилось выражение досады.
– Он просто показался мне недостаточно умным, чтобы можно было поверить всем его заявлениям. Я даже представить себе не могла, что такая посредственность, как Джон Сикис, способна возродить к жизни множество людей и заправлять всем в этом месте, которое вы называете Миром Двойников.
– Клеопатра, – сказал Цицерон, – Джон Сикис, конечно, не изобрел все это сам. Но он состоятельный человек – виртуоз меркантилизма, не забывайте, – и ему оказалось вполне по средствам выкупить просроченные паи у менее состоятельных членов корпорации, которая контролирует Мир Двойников.
– Я понимаю. Итак, Сикис не блефует, и он не жалкий человечишка, пытающийся набить себе цену. Он действительно имеет власть над нашей жизнью и смертью, как заявляет?
– Совершенно верно, Клеопатра.
– Ну, в таком случае, похоже, следует переосмыслить ситуацию. И все равно он мне не нравится, Цицерон, и я, конечно, не обязана иметь фнарф с этим человеком.
Цицерон кивнул, подумав, что она, наверно, специально использовала старое коптское слово для обозначения интимной связи с той целью, чтобы сильнее подчеркнуть его смысл.
– Конечно нет. Хотя для вас же будет хорошо, если вы пересмотрите свою позицию. Сикис объяснил, как он собирается реализовать ваш с ним союз?
– Он недвусмысленно дал мне понять, что намерен перебраться сюда, в Мир Двойников, чтобы быть вместе со мной.
– Но он не предстал перед вами в своем собственном обличье во время этого разговора?
– Нет. Он объяснил, что не может сам стать двойником, не сделав предварительно одну важную вещь.
– Он не сказал, что это за вещь, Клеопатра?
– Нет. Хотя я и спрашивала его.
– Чтобы присоединиться к вам здесь в качестве двойника, Джон Сикис сначала должен свести счеты с земной жизнью. Инженеры объяснили мне: живой человек не может стать двойником. Исключений не бывает. Значит, Клеопатра, Сикис ради вас готов совершить самоубийство.