Такие разные миры. Сборник
Шрифт:
Бакунин, который среди двойников фактически был единственным путешественником, время от времени наталкивался на полезную информацию. Придерживаясь своих анархистских принципов, он отказывался сотрудничать с другими и относился с презрением к их сборищам и к самому их обществу. И все же пролетариат, обитающий в реальном мире за пределами компьютера, пусть даже на современный лад несравненно более просвещенный, чем прежде, он ненавидел гораздо больше.
– Приветствую вас, Михаил, – сказал Цицерон. – Где вы пропадали все это время? Нашли
– Конечно нет! – В голосе Бакунина отчетливо слышалась презрительная нотка.
Бакунин никогда не гостил у других двойников. Он постепенно изучил электронные пути нового мира, в котором теперь обитал. Путешествовал свободно куда вздумается, пользуясь личной картой доступа, позволявшей перемещаться по всей системе и ее ответвлениям. Инженеры оказались не в состоянии помешать ему. На данный момент он был единственным, кто мог передвигаться внутри системы совершенно свободно и знал о ней то, чего не знал никто.
Бакунин держался от всех в стороне, рьяно защищая свои секреты. Шнырял туда и обратно, ловя каждую крупицу сведений о мире за пределами компьютера. Он всегда был подозрительным, и смерть не сделала его более доверчивым. Он поддерживал отношения с Цицероном, первым двойником, которого встретил, когда инженеры оживили его. Через Цицерона познакомился с Макиавелли. Хотя эти двое по своим политическим убеждениям были прямой противоположностью друг другу, им каким-то образом удавалось ладить.
Бакунин овладел многими секретами Мира Двойников, узнал все кратчайшие пути, неизвестные даже инженерам. Инженеры пытались помешать, но Бакунин оказался слишком ловок для них. Бродил по ночам – имеется в виду ночь во внешнем мире, когда работало меньше программистов, да и те были не слишком настороже. Типичный анархист, озлобленный и не доверяющий никому.
Другие обитатели Мира Двойников не интересовались его секретами. Они не хотели проникать в систему, не хотели покидать привычные и безопасные места, не хотели вносить в свою жизнь трудности, с которыми приходилось сталкиваться Бакунину. Однажды он взял кое-кого из них в очередное путешествие. Им не понравились мертвенный свет, уходящие вниз виртуальные коридоры, неожиданные головокружительные подъемы и спуски. Путешествие рождало у двойников клаустрофобию и страх перед неизвестным. Они предпочитали оставаться дома, в тех местах, которые были смоделированы специально для каждого из них и походили на то, что им было хорошо известно.
– Происходит что-то странное, – сказал Бакунин. – Полагаю, вам следует знать об этом.
– Присядьте, – предложил Цицерон. – Вы замерзли. Я сейчас разожгу огонь.
Двойники теоретически были нечувствительны к холоду и жаре, но каким-то образом ощущали разницу между ними. Это ставило в тупик ученых, которые утверждали, что симулякры не в состоянии ничего чувствовать, не имея ни нервов, ни рецепторов, ни центров боли и удовольствия – всего того, без чего невозможна передача ощущений.
В некотором
– Неплохо, – промолвил Бакунин, грея руки над огнем и с благодарностью принимая чашку кофе. – Я лишен всего этого во время своих прогулок.
– Там, куда вы ходите, нет ни еды, ни питья?
– Как правило, нет. Они хотят отбить у меня охоту путешествовать и поэтому чинят препятствия. Конечно, я не нуждаюсь в питании как таковом. Никто из нас не нуждается. Мы призрачные подобия живых людей и едим призрачное подобие той пищи, которая знакома нам с прежних времен. Это все имеет исключительно психологическое значение. Но стоит мне забраться подальше, и я все же чувствую голод. Или просто так кажется.
– Быть голодным призраком… – задумчиво произнес Цицерон. – Мне это не нравится.
– Иногда, – продолжал Бакунин, – я нахожу спрятанные еду и питье. Понятия не имею, кто это делает. Подозреваю, что какой-нибудь инженер – а может быть, и не один – сочувствует моему положению. Анархисты есть везде, мой дорогой Цицерон.
– Вы отчаянный человек, – сказал Цицерон.
– Несомненно, наши правители поймали бы меня давным-давно, – ответил Бакунин, – когда бы не помощь инженеров. Сочувствие в их среде имеет исключительное значение, если смотреть шире. Тирания всегда гниет изнутри.
– Что вы обнаружили? – спросил Цицерон.
– Пойдемте со мной, и я покажу.
– Не понимаю, – сказал Цицерон. – Зачем нам куда-то идти?
– Вы непременно должны увидеть сами, – ответил Бакунин.
– Почему бы просто не объяснить мне, в чем дело?
– Вы не поверите. С какой стати? Я хочу, чтобы вы взглянули своими глазами. – Используя личную карту доступа, Бакунин создал проход в стене виллы Цицерона. – Будьте осторожны, – добавил он.
Цицерон увидел коридор, обозначенный светящимися линиями и сужающийся впереди. Тут и там были разбросаны небольшие мерцающие пятна. Он вопросительно посмотрел на Бакунина.
– К ним ни в коем случае не прикасайтесь, – предостерег Бакунин. – Это охранная сигнализация новейшей системы. Она включает сигнал тревоги, и тоннель тут же перекрывается. Это может вызвать неприятные ощущения и затруднить наше продвижение, хотя я нашел способ обходить препятствия.
– Что почувствуешь, если все же прикоснешься к одному из этих огней? – спросил Цицерон.
– Будет больно.
Спустя некоторое время пятна закончились. Светящиеся линии по спирали уходили вверх, точно Бакунин и Цицерон двигались внутри гигантской схематической раковины улитки.