Таких щадить нельзя (Худ. С. Марфин)

Мильчаков Владимир Андреевич

Еще раз заверив врача, что будет молчать, Павел Никанорович ушел. Врач, проводив завгара, долго листал телефонный справочник. Наконец, он нашел нужный номер и позвонил.

— Мне нужен лейтенант Кариев, — стараясь говорить строгим командирским голосом, попросил он ответившего ему человека. — А с кем я могу говорить, кроме Кариева? Лучше всего дайте мне номер его начальника. Как, как?! Полковник Голубкин? Благодарю вас, записал.

Подождав с минуту, врач снова снял трубку и набрал новый, названный ему номер.

Услышав в трубке спокойно-вежливое: «Вас слушает полковник Голубкин», он отрекомендовался:

— С

вами говорит главный врач травматологической больницы, хирург Береснев Георгий Михайлович. У нас лежит механик гаража Краснооктябрьского райпотребсоюза Рустамов Гани, пострадавший от аварии. Мне кажется, что вам интересно будет узнать, что он совершил аварию в состоянии острого опьянения, накурившись анаши. В его кармане обнаружена пачка папирос «Беломор». Табаку в этих папиросах очень мало. Они почти целиком из анаши. Заведующий гаражом, знающий Рустамова двадцать лет, утверждает, что Рустамов никогда ни анашу, ни опиум не употреблял. И еще одно. На голове Рустамова есть повреждение, которое не могло быть получено в результате аварии. Создается впечатление, что Рустамова ударили по голове молотком и, по всей вероятности, за несколько минут до аварии. Дадим официальное заключение. Приезжайте. Жду.

Павел Никанорович, выйдя из больницы, молча сел в кабину полуторки и сказал Бубенцу:

— Поехали.

Лицо завгара было пасмурным. Он хмуро уставился в бегущую под колеса машины асфальтированную ленту дороги, но, казалось, не видел ничего.

— В гараж? — коротко спросил Бубенец.

— В гараж? — встрепенулся Павел Никанорович. — Нет, мы вначале съездим на квартиру к Караулову. Давай к вокзалу.

— Что у вас, товарищ завгар, родич в больнице лежит? — спросил Бубенец.

— Какой родич? — сумрачно ответил Павел Никанорович. — Товарищ мой. Механик нашего гаража. В аварию попал.

— Сам машину вел?

— Да. Карауловскую машину. До сих пор не могу понять, как сам Караулов сумел уцелеть. Вот повезло парню.

— Значит, сейчас без механика? Туго вам, — посочувствовал Бубенец.

— Ну, механик что, дело несложное. Человека жалко. Караулов кончит бюллетенить — механиком будет. А вот вылечит ли врач Тани Рустамова — дело темное.

— Тяжелая авария была?

— С моста в речку. Высота шесть метров. Машина вверх колесами стала, а речка совсем мелкая. Воды на вершок, а на дне галька.

— Да-а-а! — неопределенно протянул Бубенец, соображая, что, видимо, речь идет о той самой машине, о которой он слышал от Кретова.

Постепенно он узнал все, что Павел Никанорович мог ему рассказать о Караулове и аварии его машины. А через полчаса увидел и самого Караулова. Караулов произвел на Бубенца приятное впечатление.

Возвратившись с квартиры Караулова в гараж, Павел Никанорович сказал Бубенцу:

— Ну, Митя, ты нам годишься. Приходи завтра к восьми. Примешь машину.

Через двадцать минут после разговора с завгаром, Бубенец был в уголовном розыске. Кретов, измотанный длительным допросом Мухаммедова и очной ставкой бандита с семьей Арских, сидел один. В обеденный перерыв ему не удалось сходить в столовую, и он наверстывал упущенное, расправляясь с булкой и бутылкой кефира, купленными в управленческом буфете.

— А, товарищ Семенов! Привет! — встретил он входившего в двери Бубенца. — Ну, как новое обличие? По росту

пришлось? Не жмет?

— Пока что все в порядке, — улыбнулся Бубенец. — В гараже был. На работу приняли. Завтра с утра выхожу. Сегодня в виде пробы ездил с завгаром. Ничего мужик, симпатичный.

Кретов подробно расспросил Бубенца обо всем, что он видел и слышал в гараже. То, что Тани Рустамов был механиком гаража и сделал аварию на машине, которую перед этим обычно водил шофер Караулов, привлекло особое внимание Кретова. Он несколько раз заставил Бубенца повторить рассказ обо всем, что было в квартире Караулова. Придирчиво расспрашивал о внешнем облике шофера, записал его точный адрес и даже заставил Бубенца начертить на бумажке план двора и дома, где жил Караулов. Бубенец наконец не выдержал:

— Да что вы, товарищ майор, — рассмеявшись, заговорил он, — может, подозреваете, что Караулов и есть этот самый бандит. Если так, то ошибаетесь. Вам самому надо взглянуть на Караулова, тогда вы сразу убедитесь, что Караулов — во парень! Всю войну в войсках НКВД прослужил. В комнате у него отдельный стол стоит для умственной работы. Книг много. Да и по разговору видно, что Караулов — человек начитанный, передовой. Вот механик Рустамов подозрителен. Сидел. Недавно амнистирован и все такое.

— Да-а-а! Все может быть, все может быть, — задумчиво проговорил Кретов. И Бубенцу в том, как молодой майор сказал эту фразу, послышались интонации полковника Голубкина. — А все-таки шофером-то на машине Караулов, — озорно подмигнул он Бубенцу.

— Но Рустамов, как механик гаража, всегда мог пользоваться машиной Караулова, — не сдавался Бубенец.

— Значит, на пару работали, — сделал еще один ход Кретов. — Не мог же Караулов не знать, что Рустамов по ночам гоняет на его машине.

— Не мог, конечно, — признался Бубенец. — Но ведь механик мог взять машину, сказать шоферу, поеду, мол, за запчастями или за резиной, а сам смотаться, куда ему угодно.

— А ты не спросил Караулова, ездил ли в одиночку механик на его машине? За резиной, скажем, или за запчастями, — поддел Бубенца Кретов.

— Не-е-т, — растерянно протянул Бубенец, — не спросил.

— Ну, вот то-то и оно-то, — усмехнулся Кретов. — Пойдем к полковнику.

Голубкин тоже заинтересовался личностью Караулова. Ни Кретов, ни Бубенец не подозревали про сообщение главврача Вереснева об анаше в папиросах и о характере ранения Рустамова. Теперь же сообщение о том, что не Рустамов был основным водителем машины, многое разъяснило полковнику Голубкину.

— Опишите мне наружность Караулова, — попросил он Бубенца.

Слушая сообщение Дмитрия, полковник открыл сейф и достал из него пачку фотографий. Стоя спиной к собеседникам, он отобрал из пачки с десяток карточек.

Бубенец описал наружность Караулова, сердясь сам на себя за то, что на многое не обратил внимания. Пробуя сейчас восстановить в памяти образ Караулова, Бубенец не мог сказать, какие у него волосы, рыжеватые, темные или светлые, какого цвета глаза, что особенно характерно в чертах его лица. Бубенцу стало досадно. Обычно он четко запоминал лица, а тут — на тебе, подкачал. Все в этом Караулове неопределенно, протушевано, все, кроме его почти строевой подтянутости. Пожалуй, эту подтянутость больше всего стремился подчеркнуть в себе и сам Караулов.