Такое кино

Тартынская Ольга

– Да, это твоя!

Он взялся руками за воротник и стиснул его на шее Мордвиновой, внимательно всматриваясь ей в лицо.

На ее беду, Виктор Алексеевич Туринский относился к породе людей, которые рано седеют, но при этом будто не старятся, сохраняя моложавое лицо, юношеский характер и неиссякаемый живой задор. Он был хорош по-прежнему, большие серые глаза по-прежнему смотрели молодо и ясно.

– Какая ты красивая, Женька!
– пробормотал Туринский и внезапно поцеловал ее в губы.

Мордвинову

словно током ударило. Она рванулась к нему, роняя на пол целое состояние. Продавщица Лена удивленно открыла рот, но тотчас опомнилась и бросилась поднимать шубу, не давая наступить на нее этой странной, исступленно целующейся парочке. Она недоуменно смотрела на них, потом не вытерпела и спросила:

– Вы будете что-нибудь брать?

Оторвавшись друг от друга, они улыбались в смущении. Туринский достал бумажник:

– Будем!
– Он перебрал карточки, одну из них протянул продавцу.

– Упаковывать будем?
– деловито поинтересовалась Лена.

– Нет!
– решительно ответил режиссер, принимая шубу.
– Спасибо, очаровательное создание.

Лена снова открыла рот, проводила их удивленным взглядом и покачала головой.

Мордвинова мало что понимала после этих безумных поцелуев. И себя не понимала. Что ж, завтра будем все понимать, анализировать, терзаться. А теперь...

– Теперь сюда!
– будто прочтя ее мысли, откликнулся Туринский.

Они вошли в обувной отдел. Сопротивляться уже не имело смысла, Женя покорно села на удобный кожаный пуфик и примерила одну за другой пары красивых модных сапог. Выбрали черную пару до колен из мягчайшей кожи, ловко обхватившей ногу. Женя встала, прошлась, приподняв подол платья, потопала и полюбовалась на свои ножки.

– Что надо!
– одобрил ее кавалер и меценат.

Мордвинова не стала переобуваться, попросив лишь пакет для туфелек. Расплатившись, они вышли из магазина.

– Это не я, - сказала Женя, разглядывая себя в стекле витрины.

– Ты, ты, - успокоил ее Туринский.
– Едем!

– Куда?

– Вперед.

Едва они сели в машину, зазвонил Женин телефон. Она забыла сумочку на сиденье и теперь вспомнила, что ни Аня, ни гости не знают, куда она делась. Звонила, конечно, встревоженная дочь.

– Мам, ты куда делась? Я звоню пятый раз. Тут все собираются расходиться, хотели бы попрощаться.

– Да, Анечка, скажи всем... ну, не знаю. Поблагодари от меня...

– А ты где?

– Потом расскажу, ладно? Ну, так получилось. Да, забери цветы и подарки. И про Сашку не забудь, он завтра вечером уезжает.

– Хорошо. У тебя все в порядке?

– Да.

Аня отключилась. Тактичная девочка, не стала спрашивать, с кем я и когда вернусь.

– Кто этот Сашка?
– поинтересовался Туринский.

– Да так, приятель.

Он хмыкнул и притормозил машину у ночного супермаркета.

–

Я сейчас!
– Выскочил, хлопнув дверью, и направился к магазину.

Мордвинова осталась наедине со своим потрясением. Неужели это правда, и я сижу в его машине в роскошной шубе, в новых сапогах? Прямо чудеса какие-то, ведь я уж и не ждала и отплакалась по полной программе. Только он мог устроить такой праздник! Сумасшедший! Она старалась не спрашивать себя, что дальше. Давно отучилась заглядывать вперед, прожить бы сегодняшний день...

Туринский вернулся с огромным букетом цветов и двумя нагруженными пакетами, которые он сунул на заднее сиденье.

– Держи, юбилярша!
– И Женя задохнулась от благоухания и благодарности. Праздник продолжался, чудеса продолжались!

Они подъехали к огромному элитному дому, из тех, которые во множестве наросли в последние годы в Москве. Миновали охрану, остановились на парковочной площадке.

Туринский вышел, забрал с заднего сиденья пакеты, открыл перед Женей дверцу:

– Прошу!

Она с трудом выбралась из машины, путаясь в полах шубы, да еще с огромным букетом в руках. Кажется, хмель уходил, голова тяжелела.

– Куда это мы приехали?
– спросила она оглядевшись.

– Давай-давай, шагай, - подпихнул ее режиссер и направился к ярко освещенному подъезду с высоким крыльцом.

Пришлось подниматься по ступенькам, и Женя боялась грохнуться с высоких каблуков. Не часто ей приходится щеголять в такой обуви. Дремлющая консьержка проснулась, высунулась из окошка, когда они направлялись к лифту:

– Добрый вечер, Виктор Алексеевич, - донеслось им вслед.

Туринский буркнул что-то в ответ, и они скрылись за дверцами лифта. Поднимались долго. "Как можно жить на такой высоте?
– думала Мордвинова.
– Это же страшно". Режиссер молчал и улыбался, глядя на нее, а Женя таяла под этим взглядом и смущалась, как девочка.

Они вошли в квартиру, у которой не было привычной прихожей. Сразу от порога открывалось огромное, многоуровневое пространство. Где-то посредине выделялось нечто вроде кухни: круглая нагревательная поверхность и стойки с высокими, как в баре, стульями. В разных углах диваны перегораживали пространство, создавая таким образом отдельные секторы жилья.

Туринский сунул куртку в стенной шкаф, забрал у Жени шубу.

– Располагайся, сейчас будем есть: я голодный как волк.

– Мог бы и на банкете поесть, - растерянно откликнулась Женя, не зная, где ей расположиться.

Чтобы быть неподалеку от хозяина, она села на высокий, неудобный стул. Туринский рассмеялся:

– Да сядь по-человечески, отдохни!

Он указал на ближайший диван, рядом с которым стоял низкий столик, а сам принес бокалы и бутылку шампанского.

– Выпьем для начала!