Такое короткое лето
Шрифт:
— Бери пример с ребят. Они еще не уехали?
Маша отрицательно покачала головой.
— Надо же как произошло, — с нескрываемой досадой сказал я. — И нам некуда деться, и их не выгонишь.
— Мне уже все равно, — произнесла Маша и осторожно прикоснулась губами к моему плечу. — Только бы быть рядом с тобой.
— Даже в гостинице? — спросил я.
— Даже в гостинице, — ответила она, не поднимая головы.
— Тогда пойдем. — Я поднялся и потянул ее за руку.
— Ты серьезно? — Маша недоверчиво посмотрела на меня и медленно встала.
— Здесь
— А в гостинице?
— Там все-таки по-другому.
— Но у меня московская прописка. Меня туда не пустят.
Я понял, что сегодня она готова идти со мной даже в гостиницу. Но я понимал, что Москва не Прага. Если дежурной по этажу окажется какая-нибудь халда и, оглашая громовым голосом коридор, начнет выяснять зачем и почему Маша идет в номер к мужчине, можно будет сгореть со стыда. Я-то еще выдержу, а Маша зальется краской и, закрыв лицо руками, убежит.
И я не знаю, сколько времени ей потребуется, чтобы прийти в себя после этого. Но я видел, что она уже не может находиться в общежитии без меня.
— Ты действительно согласна идти в гостиницу? — спросил я.
— Я согласна на что угодно, милый, — сказала Маша, снова прижавшись ко мне.
— Тогда собирайся.
— Я уже собралась, — она кивнула на пакет, который лежал на стуле. Я улыбнулся ее предусмотрительности.
Когда мы вышли на улицу, я невольно замедлил шаг. В Москве сотни гостиниц, но я не знал, в какую нам ехать. Мне хотелось увезти Машу в самую хорошую гостиницу. Но самые хорошие отпадали сразу. И не только потому, что в них безумные цены. Ради Маши я не пожалел бы никаких денег. В них обитал чуждый нам дух. В этих гостиницах женщины продаются наравне с сигаретами. Честно говоря, в других не лучше. Но там хоть не делается это с такой откровенностью и таким цинизмом. От одного вида охранника или дежурного по этажу, которые будут ощупывать Машу глазами, прикидывая, сколько она стоит, мне станет не по себе.
— Ты о чем задумался? — спросила Маша, притронувшись к моей руке.
— У тебя есть на примете какая-нибудь уютная, приличная гостиница? — Мне казалось, что будет лучше, если ее выберет сама Маша.
— Уют мы наведем сами, — сказала она, взяв меня под руку. — А что касается приличия, то, по-моему, никаких приличий в гостиницах нет. Ты намерен вести себя там прилично?
— Все, что у нас с тобой происходит, всегда прилично, — ответил я. — Ты облагораживаешь любую атмосферу.
— Ты снова становишься подлизой, милый, — она состроила глазки и улыбнулась. — Но я, наверное, люблю лесть. Мне нравится, когда ты мне льстишь.
— Тогда едем в Измайлово, — сказал я.
— Мне все равно, — ответила Маша.
Я не знал, почему мне вдруг вспомнилось Измайлово. Может быть потому, что гостиничный комплекс стоял в стороне от шумных автомобильных трасс и там не было чопорности.
Мы добрались на метро до станции «Измайловский парк» и направились к высотным зданиям гостиничного комплекса. Пару раз я останавливался в корпусе
— Москвичей мы не селим.
Маша в это время сидела на диванчике у стены и осторожно поглядывала на меня. Когда я подошел к ней, она полушепотом сказала:
— Мы с тобой выглядим, как два авантюриста. Во всяком случае я себя чувствую авантюристкой.
— Это очень хорошо, — сказал я, — что ты чувствуешь себя авантюристкой. Только одна просьба. Чувствуй увереннее. Неуверенных авантюристов сразу разоблачают.
Мы поднялись на девятый этаж. Маша осталась у лифта, а я зашел в комнату дежурной взять ключ от номера. Возвратившись, я увидел, что она дрожит от нервного напряжения.
— Успокойся, — сказал я, подходя к ней. — Все идет — лучше не надо. На тебя никто не обратил внимания.
Мы прошли в номер. В нем стояли кровать, столик с графином и двумя перевернутыми вверх дном стаканами, в углу на тумбочке — телевизор.
— Слава Богу, хоть догадались поставить два стакана, — сказал я, чтобы снять нервное напряжение, все еще не отпускавшее Машу.
Она улыбнулась. Оглядев комнату, Маша положила на столик пакет, достала из него две зубные щетки и зубную пасту и направилась в ванную.
— Вот эту белую я взяла для тебя, — сказала она, показывая мне зубную щетку. — А розовая моя.
— Ты такая внимательная, — произнес я. — Я бы никогда не догадался купить по этому случаю новые зубные щетки.
В крайнем случае обошелся бы жевательной резинкой, как американец.
— Ты не американец, — сказала Маша.
— Что мы будем делать? — спросил я, когда она вышла из ванной.
— Для начала я хотела бы поесть, — сказала она.
— Тогда пойдем в ресторан. По-моему, он на первом этаже.
— Я не хочу в ресторан, — ответила Маша. — Я хочу здесь. — Она показала глазами на столик со стаканами.
— Хорошо, — сказал я. — Я сейчас сбегаю в буфет и принесу все, что надо.
— Вина не бери. Я захватила обе бутылки велтлинского, которые остались у нас.
— Ты у меня умница, — сказал я, поцеловал Машу в щеку и направился в буфет. Не знаю почему, но у меня возникло радостное настроение. И я невольно подумал: Господи, как же мне хорошо и легко с ней.
Когда я проходил мимо комнаты дежурной, та неожиданно остановила меня.
— Молодой человек, — произнесла она таким звонким голосом, что, предчувствуя недоброе, у меня екнуло сердце. — Зайдите ко мне.
Я вошел в комнату и вытянул руки по швам около ее стола, словно школьник. Дежурная впилась в меня холодными бесцветными глазами и сказала, почти шипя:
— На вашу посетительницу нужно выписать пропуск. У нее есть документы?
— Конечно, — ответил я, ошеломленный той потрясающей слежкой, которая, оказывается, была налажена в гостинице. Мне казалось, что ни одна живая душа не видела, как Маша проходила со мной.