Такое вот детство
Шрифт:
– Мы кормим собаку, у неё щенки, и…
– Собаку? – отец поперхнулся чаем. – Вы кормите собаку? Мать, ты это слышала? Они собаку кормят!
Та стояла безучастно и, кажется, не особо реагировала, только с удивлением переводила взгляд с одного на другого, как бы не понимая, о чём они говорят, или как будто первый раз их видит.
– И с кем? С этой Пашкиной девчонкой? И на чьи деньги?
– У меня есть деньги, – Максим выпрямился на стуле. – Я на скейт копил.
– Он на скейт копил! А вместо этого кормит бездомную собаку! Лучше бы матери
– Собаку, – поправил Максим. – Она там одна… И у неё три щенка красивых. Она была злая, а мы её кормили, и она стала доброй и пустила нас к щенкам. Ведь правильно говорят, что если кто-то злой, то его надо накормить, и он станет добрым.
И тут Максима посетила счастливая мысль. Как же он раньше об этом не догадался? Он быстро залез в ранец, вытащил консервы, и не успел никто опомниться, как он, оббежав стол, поставил их перед отцом и ловко, уже натренированно сорвал крышку.
– Папка, ты поешь и тоже станешь добрым! А потом мы эту собаку заберём к себе. – Максим уселся на свой стул и стал ждать, радуясь, что так ловко обо всём позаботился.
У отца затряслись уже обе руки и губы в придачу, он приподнялся и побагровел.
– Ты… ты… – такое чувство, что ему не хватало воздуха, – ты сравниваешь меня с собакой? Считаешь, что меня надо кормить, чтобы я стал добрее? Ах ты, щенок!
Максим вжался в угол и сильно зажмурился. Он не понимал, что сделал не так, но ему вдруг стало очень-очень страшно.
– Сядь! – раздался строгий окрик матери. – Сядь! – и неожиданный звук пощёчины.
Максим быстро открыл глаза, он думал, что отец ударил маму, но нет. Папа изумлённо таращился на мать и держался рукой за щёку.
– Я считаю, что тебя слишком хорошо кормят и ты зажрался, мой дорогой! Сядь, я сказала, потом поговорим, – грозным голосом приказала мать и взяла за руку Максима.
– Пошли, сынок, сегодня переночуешь у тёти Шуры с Маринкой, а нам с папой поговорить надо.
Она залезла в холодильник, кинула в пакет полкольца чесночной колбасы и, пошурудив половником, достала из кастрюли кость с небольшими ошмётками мяса.
– Отнеси это своей собаке и беги к Маринке. Тёте Шуре я сейчас позвоню.
Глава, в которой существуют великаны
Маринка обижалась, что Максим не взял её с собой. Она сидела надутая, но всё-таки девочке очень нравилось, что он будет ночевать у неё и она сможет ему всё-всё рассказать про Ольку и новую книжку, которую ей купили, и про задание, которое будут давать на лето, и ещё много-много чего интересного. Но когда он рассказал ей, как мамка с отцом поругались по поводу собаки и что ему теперь, скорее всего, не разрешат держать ни собаку, ни щенков, она расстроилась ещё сильней, но уже за Максимку и щенков.
Назавтра была суббота, и спать они легли уже
…Он шёл по тёмному лесу – нет, солнце немного пробивалось сквозь кривые ветки, но как-то странно, не сверху, а откуда-то спереди. Туда он и шёл. Постепенно дорога становилась полегче, и ему уже не приходилось перелезать через толстые змеевидные корни и уклоняться от ветвей, что лезли в глаза, именно в глаза, как нарочно. Наконец тропинка вывела его к светлой полянке, там в центре стояла маленькая девочка в ярком платочке и цветастом сарафане. Он хотел у неё что-то спросить, но не мог вспомнить, кто он и чего хочет, и поэтому просто подошёл и посмотрел на неё. У девочки было лицо его мамы, как у очень молодой мамы, такую он видел в фотоальбоме, который любила рассматривать бабушка, пока была жива.
– Пошли, мальчик, я тебя спрячу, – сказала девочка-мама голосом взрослой мамы, – пошли, а то скоро придёт он. – «Он» она произнесла каким-то грубым, чужим голосом, это прозвучало как колокольный звон: «ОН-Н-Н».
«Кто он? – хотел спросить мальчик. – Папа»? – но не успел: где-то рядом затрещали ветки, и ему вдруг стало очень и очень страшно.
– Побежали, – предложил он маме-девочке, но та отрицательно покачала головой.
– Нет, мне не убежать, а ты прячься, – и приоткрыла лаз под деревом, а там, в светлом помещении, похожем на внутренность старого пазика, сидела собака и улыбалась ему почти по-человечески. Он прыгнул вниз, мягко приземлился и повернулся, чтобы помочь ей, этой красивой девочке с лицом мамы, но она уже закрывала лаз. Он успел заметить, как к ней большими шагами, ломая кусты и небольшие деревья, шёл заросший волосами великан-людоед, и у этого страшного великана было лицо папы…
Максим вздрогнул и проснулся, рядом под вторым одеялом спала Маринка, мирно посапывая и глупо улыбаясь. За окном занималась заря, скоро наступит утро.
Глава, в которой строят вольер
Дни стояли тёплые, даже жаркие. Максимка пытался научиться свистеть: не по-детски, вытянув губы трубочкой, а по-взрослому, с двух пальцев. Пока получалось какое-то шипение, больше похожее на охрипшего гуся, но он старался. Ему надо уметь свистеть, а то как же собаки будут его слушать? Маринка бежала ему навстречу, раскрасневшаяся и какая-то взбудораженная.
– Там твой папка вернулся, – выпалила она ещё на расстоянии и остановилась, как будто её вдруг посетила какая-то мысль.
Ранец выпал из рук Максима, свистеть перехотелось. Да и зачем теперь это всё надо? Отец вернулся, и он теперь наверняка выгонит собак.
– Когда?
– Ещё с утра. Мой папка его привёз.
После той ссоры он не видел больше отца. Мамка сказала, что он в городе, лежит в больнице, лечит нервы. Максимка понял: нервы – это чтобы не дрожала рука, не надо было её постоянно прятать и вытирать о штаны.
Конец ознакомительного фрагмента.