Талант (Жизнь Бережкова)
Шрифт:
Наконец мы расстались. Я немедленно разыскал Шелеста.
– Август Иванович, нашему делу угрожает серьезная опасность.
– Что случилось, дорогой?
– Я только что встретился здесь с величайшим проходимцем. Это тот самый, который украл у меня мельницу.
– Что, кстати сказать, пошло вам лишь на пользу...
– Август Иванович, не шутите... Это гнуснейший тип. Ради денег он готов на что угодно. Я его вижу насквозь. Советскую власть он ненавидит, нас с вами ненавидит, нашу авиацию ненавидит...
– Алексей Николаевич, к чему столько пыла? Шут с ним... плюньте.
–
– Позвольте, о ком вы говорите?
– Его фамилия Подрайский.
– Гм... Тот, что имел секретную военную лабораторию?
– Да... Потрясающий пройдоха.
– А не преувеличиваете ли вы, дорогой? В последнее время мне довелось иногда с ним соприкасаться. Он казался дельным человеком.
– Где же вы его встречали?
– Здесь... Он тут, в моторном отделе, организовал испытательную лабораторию.
– И вы не сказали мне о нем?
– Извините, не догадался доложить.
– Август Иванович, поверьте, это черный человек. Меня трясет от одной мысли, что Подрайский будет властен над нашим мотором.
– Во-первых, успокойтесь... Его роль в Авиатресте вряд ли будет столь значительна, как вам это представляется...
– Он нас зарежет! Найдет способ зарезать! Август Иванович, у вас огромнейший авторитет. По одному вашему слову его вежливо выпроводят.
– Не так это легко, дорогой. В штат Научно-технического комитета ваш Подрайский был принят, если не ошибаюсь, еще при Новицком. Не думаю, чтобы Новицкий мог это сделать опрометчиво. Вы знаете, как здесь строго проверяют людей.
– Так пойдемте же сейчас к Новицкому!
– Пойдемте...
22
Новицкий сидел в президиуме конференции. Август Иванович послал ему записку с просьбой выйти в коридор.
Новицкий вскоре вышел. Он шагал неторопливо, выпуклые карие глаза поглядывали несколько сонно - начальник "Моторстроя", видимо, сберегал нервную энергию, отдыхал на конференции. Шелест сказал:
– Павел Денисович, мы хотели бы с вами побеседовать. Тема довольно деликатная... Товарищ Бережков придает, как мне кажется, этому чрезмерное значение, но...
– Не страшно... Тирады товарища Бережкова мы научились воспринимать с поправочным коэффициентом... Так в чем же дело? Вы меня заинтересовали.
– Вопрос касается, - ответил Шелест, - одного человека. Повторяю, возможно, все это и не так серьезно. Одним словом, нас несколько смущает, что отдел опытного моторостроения в Авиатресте поручен товарищу Подрайскому. Достаточно ли это солидная фигура? Вы, Павел Денисович, с ним работали, поэтому мы позволили себе...
– И отлично сделали!
Новицкий встрепенулся. На смугловатом лице уже не было и следа сонливости. Исчезло и насмешливое выражение, которое почти всегда таилось в его взгляде.
– Отлично сделали!
– повторил он.
– Подобные вопросы надо ставить на попа. Ложная деликатность тут может только повредить, Август Иванович.
– Позвольте... Теперь, кажется, я в чем-то виноват?
– Август Иванович, вы сказали, что все это, быть может, несерьезно. Разве вопрос о командных
Минуту спустя Новицкий вел нас в кабинет, который сам когда-то занимал, - в кабинет начальника моторного отдела при Научно-техническом комитете Военно-Воздушных Сил. В этот час комната была свободна - ее нынешний хозяин находился на заседании конференции. Предложив нам сесть, Новицкий без дальних слов, без проволочек, вызвал по телефону отдел кадров, обратился к кому-то по имени-отчеству:
– Николай Степанович, ты? У меня к тебе вот что... Возникла необходимость глубоко ознакомиться с деловым и политическим лицом Подрайского. Подбери, пожалуйста, все материалы. Кстати, они, наверное, у тебя подобраны, раз он переходит в Авиатрест. Да? Очень хорошо... Не посчитай за труд, приходи ко мне. Да, да... Здесь нам никто не помешает.
Закончив разговор, Новицкий подтащил к столу один из стульев, расставленных около стен, сел, закинул ногу на ногу. Мне показалось, что в карих умных глазах мелькнула его обычная насмешливость. Впрочем, может быть, я и ошибся. В следующий миг я уже не мог ее поймать.
– Это вы, товарищ Бережков, забили тревогу?
Я взволнованно заговорил:
– Еще Николай Егорович Жуковский с брезгливостью отзывался о Подрайском. Называл его жулябией.
– Жуковский?
– Да... Я готов поклясться, что за всю жизнь этот Подрайский не совершил ни одного честного поступка. Он продаст что угодно и кого угодно. Я боюсь за свой мотор, ибо к нему будет иметь какое-то касательство Подрайский. Как он вообще попал в авиацию?
В эту минуту в кабинет вошел работник отдела кадров - молодой военный в темно-синем кителе, что носили тогда командиры Воздушного Флота. Вежливо всем нам поклонившись, он подал Новицкому принесенную им папку.
– Вот, Павел Денисович, - негромко, со сдержанной почтительностью сказал вошедший.
– Тут копия личного дела... А также и некоторые дополнительные материалы.
– Благодарю, - проговорил Новицкий.
– Эти товарищи, - он указал на нас, - надеюсь, вам известны?
Да, оба мы были известны работнику отдела кадров. Он подтвердил это новым поклоном. Новицкий все же представил ему нас. Затем сказал:
– Прошу разрешить им ознакомиться с этим личным делом... Особые обстоятельства заставляют меня просить об этом.
Получив разрешение, он обратился к нам:
– Август Иванович! Товарищ Бережков. Придвигайтесь ближе. Давайте-ка почитаем вместе...
Новицкий раскрыл папку, перевернул заглавный лист. Представьте, взглянув на открывшуюся страницу, я опять чуть не упал от неожиданности. Эта страница являла собой фотокопию рекомендации, написанной Николаем Егоровичем Жуковским. Я сразу узнал его несколько небрежный крупный почерк. Письмо было датировано 1916 годом. В своей рекомендации Жуковский характеризовал лабораторию Подрайского как интересное, заслуживающее внимания и поддержки дело, причем особо упоминал, что лаборатория оказала услугу авиации, взявшись строить самолет Ладошникова и мотор "Адрос".