Талант (Жизнь Бережкова)
Шрифт:
Но терпения уже не хватало. Скорее, скорее испытать его под рабочей нагрузкой! Испытать в воздухе! Впрячь его в самолет Ладошникова! Попытаться поднять в небо "Лад-1"!
А что, если мотор сломается в полете? Какой летчик согласится испытывать самолет на таком еще совершенно недоведенном моторе? Но мне верилось: летчик рискнет!
А Подрайский? Что запоет он? Ведь по законам купли-продажи - законам Российской империи - Подрайский был собственником, хозяином моего мотора. Среди дикого количества трудностей, с которыми приходилось сражаться, была
35
Неожиданно на помощь явилось некоторое стечение обстоятельств.
Дело было так. В конце 1916 года был расклеен приказ о призыве в армию студентов. Всякие отсрочки объявлялись недействительными. Я доложил Подрайскому, что меня забирают в армию, что необходимо добыть освобождение.
– Да, да, обязательно, - сказал он.
– Мы это уладим.
Но проходили дни, а Подрайский ничего не предпринимал. Я еще раз напомнил ему, он еще раз промурлыкал:
– Пустяки, устроим.
Наконец наступил день, когда мне принесли повестку: завтра в десять часов утра явиться с вещами в школу прапорщиков для отправки из Москвы. Бросить "Адрос"? "Касатку"? "Лад-1"? С повесткой в кармане я полетел к Подрайскому.
– Они кушают, - сказала горничная.
Кушает? Хорошо. Удачный момент для разговора. Я ожидал узреть Бархатного Кота блаженствующим, почмокивающим, с ослепительной салфеткой вокруг шеи. К удивлению, он ел без аппетита. На отодвинутой тарелке стыло жаркое. А салфетка была небрежно заткнута за ворот сорочки. Что с нашим патроном? Чем он расстроен?
Я нерешительно положил на скатерть свою повестку.
– Это ерунда, - проговорил Подрайский.
– Сегодня это будет выяснено. Сегодня решится все.
– Все? Что-нибудь случилось?
Бархатный Кот по привычке оглянулся - не приоткрыта ли дверь - и доверительно сказал:
– Сегодня я принимаю одно очень важное лицо. От этой встречи для нас зависит очень многое.
– Очень многое? Для нас?
Подрайский наклонился ко мне ближе и едва слышно прошептал:
– Все в руках этого лица... Или он подпишет новое ассигнование, или... Ну, вы понимаете... Дальше строить не на что... Только тссс... Ради бога, тссс...
– Как не на что? А ваш миллион?..
Подрайский негромко присвистнул и сказал:
– Затраты... Колоссальные затраты...
– В таком случае... Почему же он не подпишет?
– Потому что... Потому что кое-кто постарался восстановить его против меня... Он может назначить генеральную ревизию. А это, знаете ли...
Я не дал Подрайскому досказать фразу. "Теперь или никогда!" - подумал я.
– Но ведь у вас есть потрясающий козырь!
Подрайский быстро на меня взглянул:
– Что вы имеете в виду?
– Конечно, это, может быть, лишь
– Пожалуйста, пожалуйста... У вас, Алексей Николаевич, очень светлый ум...
– Благодарю... Так вот, на все неприятные вопросы, касающиеся амфибии, есть великолепнейший ответ...
– Какой, какой?
– У вас есть готовый к взлету самый мощный самолет и есть мотор...
На лице Подрайского я прочел внимание. Он, видимо, взвешивал эту мысль. Я торопился его убедить:
– В самом деле, почему нам, пока не готова "Касатка", не испытать "Лад-1"? Это же будет необычайное событие! Взлетел новый русский самолет, самый лучший в мире! Его поднял русский мотор!
– Гм... Гм... И вы думаете, "Лад" взлетит?
– Безусловно. Абсолютно в этом убежден...
– Да, тут есть материал для размышлений...
"Ого, Подрайский пойман!"
– Вот что, дорогой, - говорит он.
– Когда, по-вашему, это можно совершить?
– В ближайшие же дни...
– Так... Я попрошу вас, Алексей Николаевич, будьте сегодня дома. Я к вам пришлю посыльного.
36
Оставив Подрайскому повестку, я вернулся домой. С нетерпением жду от него вызова. Заканчивается день, наступает вечер, - меня никто не спрашивает... Наконец в десять часов вечера появляется посыльный и вручает мне совершенно загадочную записку от Подрайского.
В записке говорилось: "Алексей Николаевич, сейчас же садитесь на мотоциклетку и приезжайте в манеж. Обратите особенное внимание на то, чтобы у вас хорошо действовал фонарь".
Странно, почему фонарь? Но размышлять некогда. Моментально выхожу, заправляю фонарь и мчусь полным ходом в манеж.
Подъезжая, еще издали вижу необыкновенную картину: стоит один часовой, другой часовой, третий - какое-то загадочное оцепление. Здесь же замечаю роскошную автомашину "роллс-ройс", каких в Москве еще не видели.
Дорогу преграждает часовой.
– Ваш пропуск.
Достаю пропуск, но тотчас же подбегает блестящий офицер.
– Вы Бережков?
– Да.
– Пожалуйста, проезжайте в ворота.
Охваченный любопытством, въезжаю в темный манеж. Сейчас мне кажется ультрадиким: почему мы не провели в манеже электричества, почему при нашей спешке не работали в две смены? Черт знает, какая кустарщина была во всем этом великом предприятии Подрайского!
Мой фонарь выхватил из темноты смутные очертания металлических конструкций. Я никого не увидел, но вдруг уловил тонкий аромат табака.
Повернув голову, вижу в неосвещенном пространстве две раскаленные красные точки - это были две сигары.
В этот момент раздается голос Подрайского:
– Стоп! Идите сюда.
Подхожу и в очень бледном отсвете моего фонаря, направленного в другую сторону, различаю какого-то военного с седыми усами.
Подрайский представил меня:
– Это Бережков, мой главный конструктор, тот самый, который сконструировал мотор "Адрос".
– А, очень приятно, - суховато прозвучал голос военного.