Талант (Жизнь Бережкова)
Шрифт:
– Нельзя, - сказал он серьезно.
– Но после пятого...
– Что - после пятого?
– После пятого, если не помешают сверхъестественные силы, все можно будет рассказать.
Он пригласил меня в столовую.
– Позавтракайте со мной...
Из кухни на шипящей сковородке принесли нарезанную ломтиками ветчину с зеленым горошком. На глубокой тарелке подали нашинкованную свежую капусту.
– Эликсир молодости!
– возгласил Бережков, глядя на капусту.
– Мое ежедневное
Мне, однако, было ясно: нет, не капуста является для него "эликсиром молодости". Таким искрящимся, таким молодым в сорок лет его делало, несомненно, упоение творчеством, огромной работой и, в частности, какой-то еще неизвестной мне большой задачей, о которой он только что молвил: "Ни звука".
Я сказал:
– Может быть, Алексей Николаевич, вы что-нибудь пока расскажете? Используем эти десять минут, а?
– Хорошо. Только не больше десяти минут. Хотите, один потрясающий эпизод тысяча девятьсот девятнадцатого года?
2
– После небезызвестной вам истории с мотором "Адрос", - начал Бережков, - в моей жизни был период, когда я брался то за одно, то за другое, а затем развернулась грандиознейшая эпопея под общим наименованием "Компас"... Подробно обо всем этом я вам доложу особо, а пока сообщу лишь самое необходимое о "Компасе". Однажды весной тысяча девятьсот девятнадцатого года ко мне влетел Ганьшин.
– Бережков, ты нужен. Бери мотоциклетку, едем.
– Куда? Зачем?
– К Николаю Егоровичу Жуковскому. Он получил письмо от Совета Народных Комиссаров. Просят, чтобы он помог построить эскадрилью аэросаней для Красной Армии. Сегодня у него первый раз соберется "Компас".
– "Компас"? Что это такое?
– Комиссия по постройке аэросаней. Сокращенное название. Ты тоже зачислен туда членом. А я, как видишь, послан за тобой.
– Пожалуйста, готов... Хотя у меня есть одно маленькое "но"...
– Только одно? Какое же?
– Я никогда не занимался аэросанями.
– А кто ими занимался? Только Гусин и Ладошников. А теперь впервые на земном шаре нам предстоит начать постройку аэросаней в промышленном масштабе. На войне такой род оружия еще никогда не применялся. Это будет механическая конница на лыжах.
– Черт возьми, замечательная мысль!
– Посмотрим, что ты запоешь, когда у нас ничего не выйдет. А по всей вероятности, так оно и будет.
– Ну, ну, не каркай... Едем!
И мы отправились к Николаю Егоровичу.
Жуковский был основателем, так сказать, духовным отцом "Компаса", а практическим руководителем, председателем комиссии стал другой выдающийся профессор Московского Высшего технического училища, глава кафедры двигателей внутреннего сгорания, специалист по авиационным моторам Август Иванович Шелест.
И вот спустя несколько месяцев после
– К башне Кутафье? В шесть утра?
Мы видели: Август Иванович делает усилие, чтобы говорить спокойно.
– Да, горючее есть... Кто? Да, да, понятно.
Положив трубку, Шелест повернулся к нам и проговорил:
– Кончено...
Насколько я помню Шелеста, ему вовсе не было свойственно уныние. В ту пору нашему председателю уже шел пятый десяток, но он ничуть не отяжелел и оставался спортсменом, любимцем женщин, страстным поклонником мотоцикла. Даже седина с благородным блеском алюминия не старила его. Он обладал огромным запасом энергии, жизнерадостности и юмора. Только такие люди, скажу кстати, могли строить в те времена аэросани.
Однако в эту минуту Шелест был растерян.
– Кончено, - повторил он.
– Что кончено? Что произошло?
Шелест ответил:
– В шесть часов утра надо подать аэросани к Кремлю, к башне Кутафье.
– Для чего?
– Срочное задание. Пробег на сто - сто пятьдесят верст. Пункт не указан.
– А кого везти?
– Члена Реввоенсовета Четырнадцатой армии. Сказали, что он приехал с фронта всего на несколько часов. Одно из его дел в Москве - ознакомиться с аэросанями.
3
Выдержав паузу, Бережков продолжал:
– Надо вам сказать, что аэросани, рождаемые "Компасом", находились в периоде так называемой конструкторской доводки. Когда-нибудь я вам особо опишу, какая это дьявольская, мучительная штука - доводить! Доводка у нас непомерно затянулась. А ведь аэросани нужны были армии этой же зимой.
Как только выпал снег, мы чуть ли не каждый день производили испытания, после которых что-то исправляли в конструкции, но наши сани упорно капризничали: раз ходили, раз не ходили.
Попадая с ходу на камень или на трамвайный рельс, они издавали зубовный скрежет и застревали. В таких случаях все пассажиры вместе с водителем должны были наклоняться из стороны в сторону, раскачивая этим сани, на которых ревел мотор и бешено крутился пропеллер. Наконец вновь раздавался страшный скрип - и сани двигались. Нередко случалось, что в пути глох мотор и никак не заводился, случалось, что ломался пропеллер, тогда приходилось вызывать лошадей и волочить сани на веревках в мастерские.