Талант (Жизнь Бережкова)
Шрифт:
– Когда выяснилось, что "Лад-2" не нужен, я попросил, чтобы мне дали возможность конструировать большой самолет. Примерно такой, как "Лад-1"... Мне отказали... Несвоевременно. Нет больших моторов...
– Как нет? А, скажем, "Адрос"? Почему над ним не поработать?
– Если Бережков валяется, кто же будет работать?
– Гм... А если воспряну, комиссия, думаешь, пересмотрит свое мнение?
– Вряд ли...
– Я тоже так полагаю... Ну, а зачем тебя посылают в Питер?
– На заводик "Аэро". Слыхал? Назначен туда главным конструктором. Сейчас там все растащено. Будем
– Из чего?
– Из кольчугалюмина. Не знаешь? Это легкий сплав. Его сейчас производит Кольчугинский завод... Пока суд да дело, освоимся с этим материалом.
– Что же вы будете делать? Сковородки? Примуса?
– насмешливо спрашиваю я.
Ладошников, видимо, задет.
– Хотя бы и сковородки!
– с вызовом отвечает он.
– Не побрезгаем и этим, чтобы восстановить завод... А потом дело закрутится, пойдет...
Я не без удивления вижу, что Ладошников уже захвачен своей новой задачей. Или, верней сказать, в тот день он еще раздваивался: горевал о своем детище "Лад-2", а вместе с тем был уже мыслями на новом месте, уже начинал любить разрушенный заводик в Петрограде, куда нынче ему предстояло ехать.
На меня за мой иронический тон Ладошников недолго обижался.
– В общем, постараемся, - объяснил он, - просуществовать на хозяйственном расчете... И будем подготовлять выпуск самолетов из металла. Если удачно сконструируем, если удачно испытаем... Тогда надобны лишь подкрепления и приказ: "Вперед!" Вот, Алеша, какая перспектива! Жаль только...
– Твоего "Лад-2"?
– Ну, он не пропадет даром. Знаешь, я уже подумываю о трубчатой конструкции из металла... Жаль только, что придется опять делать маленькую машину. Под мотор всего в сто сил. Моторчики, вероятно, будем покупать у немцев. И, кажется, попытаемся на заводе "Двигатель" выпускать "Гном-Рон" в сто сил.
Он посмотрел в окно, повернулся ко мне, проговорил:
– Конечно, это не то... Хочется, Алеша, делать большие машины. Понимаешь?
Я ответил кивком. Еще бы мне этого не понимать?! Большой самолет, мощный мотор - ведь и я мечтал об этом. Ладошников опять метнул на меня взгляд из-под бровей и вдруг расхохотался.
– Но ежели ты будешь валяться, - сказал он, - то, я видимо, не скоро заполучу мотор для большой машины.
В эту минуту у меня мелькнула замечательная, как мне показалось, мысль. Я вскричал:
– Слушай! Давай пошлем к чертям всякое начальство! Будем сами строить большой металлический самолет твоей конструкции!
– Как же это сами?
– Очень просто... Как вольные конструкторы! Устроим свое проектное бюро, свои мастерские... Ты же сам говорил, что конструктор должен быть свободен!
– Дурень! Свободен от Подрайского...
– Ну нет... Полностью свободен...
– Погоди... На какие же средства будет существовать твое бюро?
– На хозяйственном расчете... Ты ж собираешься на заводе "Аэро" сначала заняться сковородками. А мы с тобой придумаем что-нибудь похлеще сковородок. Изобретем что-нибудь такое, что к нам сразу потекут денежки.
– Алешка, не туда заехал...
– Почему не туда? Создадим контору выдумок, собственный
– Ты что же, хочешь стать капиталистом?
– Не капиталистом, а вольным инженером. Свободным поэтом! И дерзнем сделать такое, чего тебе никогда не позволят на службе!
– Нет, брат, я поеду в Питер.
– А я тебе докажу... Пойду путем вольного конструктора... Дай мне два-три года - и увидишь...
– Я вижу, что ты мелешь чепуху... Это, брат, мысли кронштадтцев, которые требовали "вольного капитализма"... А мы с ними разговаривали оружием.
– Несколько смягчившись, Ладошников добавил: - Ты сам не знаешь, чего хочешь...
– А ты знаешь?
Ладошников неожиданно опять расхохотался.
– Знаю... Зверски хочу есть...
Как гостеприимному хозяину, мне пришлось отправиться на кухню и принести ржаную кашу.
4
– Вот тут-то и начинается, - лукаво улыбаясь, Бережков поднял указательный палец, - новая глава нашей невыдуманной повести. К этой главе подошел бы эпиграф: "Роковая минута приближалась. Пушкин".
Предложив Ладошникову завтрак, я счел нужным извиниться за скудное угощение:
– Понимаешь, нет больше ни черта. И мне и Маше выдали такой паек. Кроме того, еще со времен "Компаса" у меня остался целый мешок ржи. Этим и питаюсь. Как по-твоему, есть можно? Уварилась?
– Сойдет...
Ладошников безропотно стал уминать распаренные зерна ржи, выплевывая колючую шелуху.
– А почему ты, - спросил он, - не смелешь эту штуку?
– Негде... Во всей Москве нет ни одной мельницы, где нам с тобой смололи бы зерно. Не берут от частных граждан.
– Эх ты, изобретатель!.. Вздыхаешь, ноешь... Лучше сотворил бы мельницу.
В тот же миг я чуть не привскочил, словно подброшенный ударом тока. Грандиозная идея! Вот она, изумительная выдумка, первая из тех, которые принесут мне - вольному изобретателю!
– потрясающие деньги, основной и оборотный капитал для моей будущей свободной экспериментальной мастерской.
Как завороженный я глядел на кашу. Ведь в учреждениях и на предприятиях до сих пор выдают пайки, до сих пор тысячи людей получают немолотую рожь и затем, выплевывая шелуху, едят кашу из вареных зерен, потому что их негде смолоть. Следовательно, в самом деле надо устроить мельницу! Теперь это разрешено. Клянусь, это нужно и государству!
Ну-с, дорогой Ладошников, посмотрим, что ты скажешь о твоем друге, свободном конструкторе, через год-другой?
Не помню, как я попрощался со своим гостем. Проводив его, я быстро оделся и выскочил из дому. Выскочил, чтобы найти помещение для мельницы.
5
С деревьев падали листья, скупо пригревало осеннее солнце. Куда идти? Чего долго раздумывать? Пойду навстречу солнцу. Распевая, я шагал по бульварам Садового кольца. Уши пылали, тротуар пружинил подо мной.
Близ Самотеки я заметил небольшой желтенького цвета особнячок, одноэтажный, с мезонином. Домик стоял на юру, на углу тихого переулка, и был нежилым, заброшенным - это угадывалось с одного взгляда. От забора, растащенного, очевидно, на дрова, остались лишь обрубки столбов; оконные стекла запылились и кое-где потрескались; на двери висел огромный ржавый замок.