Таланты и покойники
Шрифт:
И на легкое пожатие плеч с той же улыбкой ответил:
— Вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?
— Нет, — моментально заявила она.
— Как — нет? — несколько опешил собеседник.
— Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.
— Да? Вы в этом уверены?
— Конечно. Вот, например, — оживилась Вика, — при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: «Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, нашла на ближайшей помойке».
— Вы имеете в виду элементарную вежливость, — догадался Талызин.
— И ее тоже. Вообще, в жизни всякое бывает. Зацикливаться на правде глупо.
— Но вводить в заблуждение следственные органы тоже не слишком умно, — спокойно заметил Игорь Витальевич.
«Влипла», — подумала Вика, а вслух сказала:
— Не понимаю, о чем вы.
— О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.
— А, вы об этом! — старательно засмеялась Вика. — Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.
Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, человека постороннего, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам выспрашивает! Обсудить все с Маринкой — это одно, а со следователем — совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только, скорее всего, никакого убийцы нет.
— Значит, покушения на ваших артистов, — хитро посмотрел на Вику Талызин, — происходят постоянно? Вот где, оказывается, требуется стационарный милицейский пост, а наивные участковые караулят на районных дискотеках…
— Ну какие покушения, Игорь Витальевич, побойтесь Бога! Сразу видно, что вы плохо знали характер Евгения Борисовича. Вы ведь не были с ним знакомы? — уточнила Вика, памятуя о Марининых размышлениях по данному поводу.
Но хитрый собеседник снова выкрутился, осведомившись:
— При чем тут характер Евгения Борисовича?
— Притом что он был большой фантазер и любил привлекать к себе внимание. Если б мы принимали всерьез его заявления, давно посходили бы с ума. Я лично привыкла его успокаивать, даже не вникая в причину. Теперь я действительно вспомнила, что-то такое с люком было. А кто вам рассказал?
— И замечательно, что вспомнили, — обрадовался Талызин. — Расскажите, пожалуйста, во всех подробностях.
— Ну какие подробности? Случайно остался открытым люк, вот и все. А Евгений Борисович, увидев, закатил скандал: мол, мог туда упасть. Так не упал же! Если на то пошло, скорее рисковал Кирилл,
— Вот как?
— Ну да. Только Кириллу в голову не пришло придавать эпизоду с люком какое-то значение, он понимал, что это случайность. Кирилл, он нормальный, а Евгений Борисович… О мертвых ничего, кроме хорошего, но он был человек неадекватный, это вам всякий подтвердит.
— Тем не менее в данном случае Преображенский оказался прав, — задумчиво заметил следователь.
— В каком смысле?
— На следующий день он все-таки погиб из-за аналогичного эпизода.
— Ну, — смутилась Вика, — случайное совпадение… бывает…
— В одно случайное совпадение я поверю, — словно процитировал Марину Талызин, — а два уже наводят на размышления.
— На какие размышления? — двинулась напролом Виктория Павловна.
— Размышления о сомнении в их случайности, — витиевато ответил Игорь Витальевич.
— А разве… разве есть основания?
— Некоторые — есть. По крайней мере нет должной определенности.
— Вы хотите сказать, кто-то нарочно скинул Преображенскому на голову блок, а до этого нарочно открыл люк? И вы это серьезно?
— Не стану утверждать наверняка, Виктория Павловна, но отметать данное предположение нет причин. Итак, мы с вами вспомнили, что в пятницу был оставлен открытым люк. Евгений Борисович не обвинял в этом никого конкретно?
«Если знает, так чего спрашивает? Из вредности?» — пронеслось в голове у Вики. В нее словно вселился бес противоречия, и она с вызовом заявила:
— Не помню. Я не вслушивалась.
Ей вдруг показалось, что поведение ее Талызина веселит. По крайней мере глаза его подозрительно блестели. Впрочем, голос был серьезен.
— Ясно, ясно. А необычных происшествий, случившихся в субботу, вы тоже не помните? Кроме премьеры и смерти, разумеется. Например, связанных с племянницей Преображенского?
— Таша мандражировала перед премьерой, но ничего необычного в этом нет, — сухо пояснила Вика.
— Вы даже приезжали к ней домой.
— Конечно. Я была заинтересована в ее выходе на сцену.
— И что она вам рассказывала?
— Не помню, — закусив удила, повторила Вика. — Я ее успокаивала, а сама не слушала.
— У вас редкостный талант! — поразился следователь. — Никто из ваших собеседников даже не догадывается, что вы ничего из того, что они вам говорят, не слушаете. И тем не менее вы так ловко с ними управляетесь…
— Потому что я — Макиавелли наших дней, — неожиданно вырвалось у Виктории Павловны.
Последней реплики Игорь Витальевич уже не выдержал, громко расхохотавшись.
— И кто ж вам такое выдал? — полюбопытствовал он, совладав с собой.
— Марина.
— А, Марина Лазарева, автор пьесы. Кстати, вы хорошо ее знаете?