Талер чернокнижника
Шрифт:
– Испарились. Остались только клочки обожженной материи. А металл той штуковины, на которой они летали, расплавился. Черт побери! Что я напишу в донесении? Мне никто не поверит. Бред… – Ляхов пригорюнился.
– Омоновцы подтвердят.
– Что они
– Я уже ничему не удивляюсь… – буркнул я отстраненно. – А к допросам настолько привык, что не могу без них спокойно уснуть.
Ляхов сумрачно взглянул на меня, поднял с кряхтеньем – похоже, ему здорово досталось, хотя он и бодрился – и ушел к своим товарищам, проводившим следственные мероприятия.
– Ник, а, Ник! – Бет ткнула меня локтем в бок. – Ну, что ты скажешь?
– Ты о чем? – воззрился я на нее с удивлением.
– Как это – о чем? Или ты забыл?
– Извини, мне взрывом всю память отшибло. Что я должен был помнить?
– Я
Блин! Ничего себе заявочка… Кому что, а курице просо. На наших глазах происходят, можно сказать, события планетарной значимости, а она опять за свое. Зачем я спасал ее!? Чтобы повесить себе хомут на шею? Вот олух царя небесного…
– Бет, дорогая, извини меня – потом… Мне очень плохо. Голова болит… – Я со стоном лег на спину и закрыл глаза.
Это чтобы они не выдали меня, потому что в данный момент я лихорадочно обдумывал, каким образом мне можно сорваться с крючка. Ну как объяснить этой симпатичной, но настырной особе, что семейная жизнь и мое хобби – две совершенно несовместимые вещи!? Плюс ко всему прочему моя неизбывная лень…
Нет, нет, ни в коем случае! Даже если общество заклеймит меня позором за мое негуманное отношение к женщине, я все равно сейчас не надену на себя семейный хомут. Может быть, позже… когда-нибудь…
А в здании цеха я еще пошарю. Обязательно пошарю. Вдруг талер чернокнижника не расплавился вместе с летательным аппаратом, а закатился куда-нибудь в угол. С этим сребреником все может быть. От этой мысли мне вдруг стало на душе легко, тепло и приятно, и я невольно улыбнулся.
Жизнь продолжается, господа! И просто здорово, когда у человека есть цель в жизни.