Талисман египетской царицы

Александрова Наталья Николаевна

– Тогда я с тобой свяжусь, – проговорила брюнетка и исчезла.

Арина стояла на улице в растерянности. Вокруг не было ни души.

Может быть, все это ей только померещилось?

Нет, таких подробных и логичных галлюцинаций не бывает…

Марк Антоний вскочил на коня, снял оперенный шлем и поехал вдоль конного строя. Это была его последняя надежда, последний отряд, который еще не перешел на сторону Октавиана Августа. Грозный отряд, две тысячи всадников, прошедших с ним огонь и воду.

– Солдаты! –

выкрикнул Антоний хриплым, мужественным голосом, каким не раз перекрывал шум беспощадного боя, ржание коней, грохот бушующего моря. – Солдаты! Не раз вы шли на бой под моей командой! Вспомните, было такое, чтобы я струсил? Было такое, чтобы я отступил перед врагом?

Всадники молчали.

И он понял, о чем они думают, – о морской битве при Акции, когда он, Марк Антоний, бросил свои корабли и удрал на легком судне вслед за отступившей Клеопатрой.

Они думают о том, что он был настоящим воином, настоящим мужчиной, настоящим командиром, пока не связался, на свою беду, с этой египетской колдуньей.

Но нет, что бы ни говорили, что бы ни думали его легионеры, он останется с Клеопатрой до самой смерти. Пусть эта смерть уже недалека.

Клеопатра – его жизнь, его судьба. Он пережил с ней годы славы и величия – переживет и поражение.

– Солдаты! – снова выкрикнул Марк Антоний. – Мы победим! Мы пробьемся сквозь ряды Октавиана, а там дорога в Сирию, где стоят верные мне легионы! Клянусь, победа будет за нами!

Он произносил эти гордые слова и сам начинал в них верить.

Но одной его веры было мало, нужно было, чтобы ему поверил каждый всадник в этом последнем отряде.

Марк Антоний подъехал к правому флангу, натянул поводья и остановился перед старым, опытным центурионом Луцием Силенцием, которого помнил еще по своему испанскому походу.

– Луций, дружище! – воскликнул полководец с глубоким чувством. – Ты веришь мне?

– Я-то, может, и верю тебе, – ответил центурион. – Да вот поверят ли тебе солдаты Октавиана Августа? На его стороне как-никак только здесь четыре легиона!

– Что такое четыре легиона? – Антоний пренебрежительно махнул рукой. – Помнится, в Испании мы с тобой двумя когортами пробились через двадцатитысячное войско!

– То не были римские легионеры, – возразил центурион. – Тогда мы сражались с врагами Рима, а теперь ты ведешь нас против наших сыновей и братьев.

И тут высокий всадник на гнедом коне приподнялся в стременах и проговорил:

– Они идут!

Марк Антоний

повернулся и увидел.

Сначала он увидел только облако пыли, поднятой солдатскими сапогами, но и это облако было огромным. Таким огромным, что последняя надежда растаяла в его душе.

А потом сквозь это облако проступили увенчанные золотыми орлами значки легионов, проступили сверкающие на полуденном солнце доспехи, проступили украшенные перьями шлемы центурионов и простых легионеров.

– Если нам не суждено победить, мы умрем, как мужчины! – воскликнул Марк Антоний и развернул своего коня. Привстав в стременах, он крикнул во всю мощь своего голоса: – Те, кто еще верит Антонию, за мной!

Он пришпорил коня и помчался навстречу пыльному облаку, навстречу солдатам Октавиана Августа.

Он не поворачивал головы, но прислушивался, раздастся ли за спиной топот копыт его последнего отряда.

Но за спиной была тишина.

Когда до переднего ряда легионеров оставался бросок копья, Антоний все же не выдержал и оглянулся.

Ни один из всадников не последовал за ним.

Конный строй стоял на прежнем месте, только ветер пустыни трепал перья на шлемах.

Но Марк Антоний не остановил коня. Он выдернул из ножен меч и бросился вперед – на копья легионеров, чтобы умереть в этом последнем одиноком бою.

Однако и в этом ему было отказано.

Легионеры сомкнули щиты, но ни одно копье, ни один меч не поднялся против побежденного полководца. Конь Антония ткнулся грудью в железную стену щитов и повернул, помчавшись прочь.

– Даже ты предал меня, старый товарищ! – проговорил Марк Антоний. Он натянул поводья и, едва конь замедлил шаги, скатился с седла. Он хотел снова броситься в одиночку на легион, но понял, что это будет выглядеть смешно и жалко. Тогда он схватил обеими руками рукоять меча, направил его острие себе в грудь и бросился лицом вперед на выжженную, каменистую землю.

В дверях послышались приглушенные голоса.

Клеопатра поднялась с ложа, прислушалась. Неужели римлянин прислал за ней солдат и ее уведут из дворца, чтобы заключить в темницу до тех пор, когда придет время отправляться в Рим?

Но нет, в ее покои вошли несколько дворцовых слуг, которые несли что-то, завернутое в грубую холстину. Приглядевшись, царица увидела очертания человеческого тела.

Она вспомнила далекий день, когда ее, совсем еще юную, принесли в мешке в шатер Цезаря.