Талисман моей любви
Шрифт:
Дальше началось нечто невообразимое: крики и взаимные обвинения сплелись в тесный клубок гнева, ненависти и боли. Слова мелькали, будто безжалостные кулаки, и никто не обращал внимания на темнеющее небо и раскаты грома, звучавшие все громче.
—Перестаньте! Прекратите! — Пронзительный голос Сибил словно вспорол воздух, и наступила звенящая тишина. — Разве вы не видите, что ему наплевать на мысли и чувства остальных? Он думает только о себе, и, возможно, так было всегда. Если хочет идти своим путем —
Она повернулась и, не оглядываясь, прошла в дом.
—Сиб. Черт. — Куин окинула мужчин долгим взглядом. — Отличная работа. Пойдем, Лейла.
Когда Куин и Лейла удалились вслед за Сибил, Кэл снова повысил голос:
—Кто ты такой, чтобы обвинять меня, черт возьми? Только не тот, кем я тебя считал, — это уж точно. Может, с тобой действительно пора заканчивать.
—Лучше тебе остыть, — выдавил из себя Фокс, когда Кэл ушел. — Подумай немного и остынь, черт возьми, если не хочешь остаться один.
Оставшись один, Гейдж дал волю своему гневу, позволил мыслям бежать по каменистой дороге вины и обиды. Они накинулись на него — все, — потому что у него хватило мужества что-то сделать, потому что он решил, что хватит рассиживаться, чесать задницу и изучать таблицы. Ну и черт с ними. Со всеми.
Он достал из кармана гелиотроп, принялся рассматривать камень. Бессмысленно. Все бессмысленно. Риск, усилия, работа, потраченные годы. Он каждый раз возвращался. Проливал свою кровь. Ради чего?
Гейдж положил гелиотроп на перила, с горечью посмотрел на цветущий сад Кэла. Ради чего? Ради кого? Что дал ему Холлоу? Мертвую мать и пьяницу отца. Жалость или подозрительность достойныхжителей города. Ах да, совсем недавно его оскорбил и заковал в наручники кретин, которому город доверил значок полицейского.
С нее хватит? Вспомнив Сибил, он ухмыльнулся. Нет, это с него хватит. Хоукинс Холлоу может прямиком отправляться в ад — вместе с его обитателями.
Гейдж повернулся и зашагал к дому, чтобы собрать вещи.
Демон наползал из леса, словно миазмы тьмы. Из дома вновь донеслись сердитые голоса, и тьма заколыхалась от удовольствия. Она наползала на зеленую траву, на красивые бутоны цветов, начала принимать форму. Проступили руки и ноги, туловище, голова. Горящие неестественным зеленым цветом глаза приближались к красивому дому с уютной верандой и цветами в сверкающих горшках.
Уши и подбородок, ухмыляющийся рот с острыми зубами. Мальчишка исполнил танец победителя, прыгнул и склонился над камнем. Какой маленький, подумал он. И столько от него неприятностей, столько потерянного времени.
Мальчишка вскинул голову. Какие тайны скрывает этот камень? Какую силу? И почему эти тайны и эта сила спрятаны так надежно, что никто не может
Ему хотелось прикоснуться к темно-зеленому в ярких красных прожилках камню. Взять то, что спрятано внутри. Мальчишка протянул руку, потом отдернул. Нет, лучше уничтожить. Он всегда предпочитал разрушение. Он простер руки над камнем.
—Эй! — на пороге появился Гейдж и всадил пулю прямо в центр лба демона.
Мальчишка закричал, и из раны потекло нечто густое, черное и зловонное. Он подпрыгнул и опустился на крышу, рыча, как бешеная собака. Гейдж продолжал стрелять; остальные тоже выскочили из дома.
Дождь и ветер обрушились на них мощным потоком. Выбежав во двор, Гейдж перезарядил пистолет и прицелился.
—Постарайся не попасть в дом, — предупредил Кэл.
Мальчишка снова прыгнул, ударил кулаками воздух, и гелиотроп взорвался. Во все стороны полетели пыль и десятки осколков. Истекающий кровью демон издал торжествующий крик. Потом повернулся и в стремительном, как у змеи, броске вонзил зубы в плечо Гейджа. И исчез еще до того, как Гейдж беспомощно опустился на колени.
Он слышал голоса, но как бы издалека, сквозь сгущающийся туман боли. Он видел небо, которое вновь стало голубым, но склонившиеся к нему лица были нечеткими, размытыми.
Неужели демон его убил? Если да, то пусть смерть приходит скорее, чтобы прекратить эти мучения. Боль прожигала плоть, вспенивала кровь, дробила кости, и Гейджу казалось, что он кричит. Но сил не оставалось ни на крик, ни на то, чтобы корчиться от боли, огненными когтями разрывавшей тело.
Гейдж закрыл глаза.
Хватит, подумал он. Теперь все. Пора уходить.
Он прекратил сопротивление, и боль стала отдаляться.
Что-то обожгло его щеку. Потом еще раз. Он разозлился. Не дадут спокойно умереть!
—Вернись, сукин ты сын! Ты меня слышишь? Вернись. Сражайся, проклятый трус. Ты не умрешь, не позволишь этому ублюдку победить.
Боль — будь она проклята — вернулась. Гейдж открыл глаза и словно сквозь туман увидел перед собой лицо Сибил. Ее голос убеждал, темные глаза полны слез и ярости.
Он застонал от нестерпимой боли.
—Заткнись.
—Кэл. Фокс.
—Мы с ним. Давай, Гейдж. — Голос Кэла доносился будто издалека, с расстояния нескольких миль, из-под земли. — Сосредоточься. Правое плечо. Твое правое плечо. Мы с тобой. Сосредоточься на боли.
—А на чем, черт возьми, я еще могу сосредоточиться?
—Он что-то говорит. — В поле зрения Гейджа появилось лицо Фокса. — Ты его слышишь? Он пытается нам что-то сказать.
—И говорю, придурок.
—Пульс слабый. И слабеет.
Кто это? Лейла? Ее слова казались Гейджу голубыми вспышками, дрейфующими по краю сознания.