Талисман жены Лота
Шрифт:
– Я пиво буду, – донесся из ванной голос. – Включи новости. Опять, говорят, теракт был.
Юрчик мощно напряг плечи, сцепил руки на груди. Взгляд его стал желто-звериным.
– Что, не видели, как кишки по мостовой расползаются? На оторванные бошки желаете полюбоваться? Не дождетесь! Мусик, я не буду включать телевизор! – заорал он через голову гостьи.
Шмякнув дымящееся варево в глубокую тарелку, Юрчик хлебанул джина прямо из бутылки, тыльной стороной ладони вытер рот, передернул плечами. И сразу как-то обмяк.
Аглая
– Юрчик, я хотела тебе рассказать что-то. Можно? – спросила она, с трудом отогнав от себя воспоминания о том времени, когда Юрчик был здоров. Сколько тогда возле него всякого люду интересного кружилось, сколько друзей было...
– Ну что ты мне можешь рассказать, милая, – по инерции зло отреагировал тот, но тут же освобождено засмеялся. – Расскажи, конечно, расскажи, я так люблю твои глупости...
– Я вчера... была... в Иерусалиме, – начала она.
– И познакомилась с очередным мудаком, – тут же перебил хозяин.
Аглая пригубила прозрачную, пузырящуюся от тоника жидкость. В нос неприятно ударило запахом боли и отчаянья.
– Ты что мне подсунул! – завопила она.
– Опять человека обижаешь! – вернувшаяся Наденька включила телевизор.
Юрчик задумчиво поскреб жесткую бороду, махнул рукой и принялся варить кофе.
Через час, выйдя проводить гостью, он нацепил новые шлепанцы на пробковой подошве. Идти было неудобно, и по причине этой Юрчик чертыхался на чем свет стоит ежесекундно.
– С тобой стыдно рядом идти, – подтрунила над ним Аглая.
– Зато тебя, лапонька, такое счастье провожать. Приехала, покушала вкусненько, поплакала и уехала. Жди теперь тебя целую неделю!
Дорога была недоброй. Аглая то и дело уворачивалась от машин, норовящих ее подрезать. Потели руки, рябило в глазах, светофоры в упор глядели на женщину за рулем и не давали двигаться. За спиной беспрестанно сигналили.
Вульф медленно наливал тягучее вино в бокал цветного стекла. Горящая рубиновым цветом жидкость источала сладостно-отравный аромат.
– Ты нужна мне... – мысленно обращался он к той, что ехала сейчас по перегруженной тель-авивской улице Бней-Егуда. – Одна ты – и никто другой... Никто...
Свернув на узкую боковую улочку, Аглая чуть не врезалась в желтый «Фольксваген», за рулем которого сидел горбоносый красавец-сабра. Резко затормозила и остановилась. Сабра покинул автомобиль, не спеша приблизился к Аглае. Его продолговатые глаза – две сомнамбулы – тускло смотрели на растерявшуюся женщину...
– Все в порядке? – спросила Аглая.
Голова на гибкой шее качнулась, толстая рыбина губ чуть дрогнула.
– Я доставлю тебе удовольствие.
– Найди себе кого-нибудь помоложе! – с досадой ответила Аглая.
– Помоложе меня не интересуют... Ты мне понравилась... Поехали.
– У нас мало времени, – постукивая перстнем по подлокотнику кресла, продолжал говорить Вульф.
– Каменная не ждет. Она уже дала знак. И только ты можешь что-то изменить. Ты будешь моей, Аглая.
– С ума сегодня все посходили! – еле успев увернуться от невесть откуда вынырнувшего палевого «Мерседеса», возмутилась Аглая и нелогично добавила про себя: – как на верблюдах по пустыне едут – куда ни попадя!
И лишь спустя мгновенье поняла, что автомобиль этот был миражем. Он двигался навстречу, летел на скорости неотвратимой беды. И – исчез... Его фары были похожи на скорбные глаза женщины из сна.
Ночные фантазии
Измотанная дорогой, занявшей в три раза больше времени против обычного, Аглая наконец-то добралась до дома. На ее стоянке торчал чей-то чумазый драндулет. Женщина замерла. Нет! Нет, нет, нет. Нормальный, желтого цвета номер. Израильский. Почему-то он показался черным, арабским – могильной ямой с белой датой конца. Здесь нет палестинцев!
Сделав два круга по нелепым улочкам с односторонним движением, она припарковала машину у ближайшей овощной лавки и под кипятильником ненормального солнца поплелась домой.
На столе стояли намытые Аликом фрукты, под салфеткой – купленные им же миндальные пирожные.
– Интересно, что он рассчитывает за все это получить? – хмуро подумала Аглая и, не притронувшись к угощению, пошла прикорнуть. На полпути в спальню ее остановил телефонный звонок.
– Эглая, – услышала она свое имя.
Звонил Старик, у которого она работала сиделкой несмотря на то, что две у него уже были: Фаруда – сухая выжженная ливийка, быстроглазая и неприветливая, и абсолютно беспрекословная девочка-филлиппинка, выполняющая всю грязную работу по обслуживанию полупарализованного, абсолютно немощного, но цепкого и ясного умом человека.
Звонил Старик, по чьей просьбе она вчера поехала в Иерусалим и там угодила – уже по собственной дури! – в этот ад... во временную расщелину... в страшное место, где гнев Господний истреблял грешную плоть человеческую.
– Я вас внимательно слушаю. Нужна моя помощь? – собранно ответила она.
– Эглая, – гортанно коверкая ее имя, повторил Старик. – Письмо все еще у тебя? Хорошо... Самолет моего... родственника... – Старик сухо кашлянул. – Родственник не прилетел вчера. Он прилетел сегодня. Обстоятельства... Можешь ты завтра прийти ко мне? Время – обычное...