Талисман
Шрифт:
Следующий человек спрыгнул с трамплина, за ним третий, четвертый… Меньше чем за пять минут в воздухе оказалось около пятнадцати человек, выделывающих сложные, но различимые фигуры: вот они летят прочь от башни, рисуя в воздухе восьмерки, возвращаются, пролетают над вершиной и устремляются дальше, еще одна восьмерка по другую сторону башни, снова к ней, и еще, и еще, и еще…
Они парили, расчерчивали воздух, танцевали. Джек начал весело смеяться. Это было немного похоже на водный балет в наивных старых фильмах Эстер Уильямс. Те пловцы, а в особенности сама Эстер Уильямс, конечно же, всегда проделывали все с видимой легкостью, как бы доказывая, что вы и сами можете так нырять и кружиться или синхронно прыгать с противоположных концов трамплина и изображать нечто похожее на живой фонтан.
Но существовало
И еще вот что вспомнилось Джеку — время, когда мама брала его с собой к своей подруге Мирне, которая была настоящей балериной и занималась на верхнем этаже танцевальной студии в конце бульвара Уилтшир. Мирна была членом балетной труппы, и Джек однажды был у нее на репетиции — мать часто брала его с собой и обычно в самые скучные места вроде церкви, но он никогда не видел, как Мирна занимается… никогда не видел этого вблизи. Он был поражен и даже слегка напуган тем контрастом между балетом на сцене, где каждый, казалось, без особых усилий бегает и подпрыгивает на кончиках пальцев, и балетом с расстояния пяти футов, когда яркий солнечный свет врывается через закрытые окна, когда не играет музыка, только хореограф ритмично хлопает в ладоши и выкрикивает команды. Никаких похвал, только замечания. Лица, покрытые потом. Костюмы, насквозь пропитанные потом. Большая комната, вся наполненная запахом пота. Напряженные мышцы дрожат и трясутся на пределе возможностей. Натянутые сухожилия похожи на электрические кабели в кожаной изоляции. Пульсирующие вены выступают на шеях и лбах. Не считая хлопков хореографа и его злых, грубых окриков, единственный звук, нарушающий тишину, — равномерное «шшух-шшух» танцовщиков, на цыпочках двигающихся по полу, и их шумное, неровное дыхание. Джек неожиданно понял, что эти танцоры не зарабатывают на жизнь — они убивают себя. Лучше всего он запомнил выразительность их чувств — вся эта предельная концентрация, вся эта боль… но Джек видел, что, переступая через боль или по крайней мере обходя ее, они испытывают радость. Ошибки не могло быть — именно радость, и это ранило юную душу Джека, потому что казалось необъяснимым. Каким должен быть человек, чтобы получать удовольствие оттого, что обрекает себя на мучительную, невыносимую боль?
Здесь он тоже видел боль. Были ли они на самом деле крылатыми, как люди-птицы в старом сериале «Флэш Гордон», или крылья были приделаны, как у Дедала и Икара? Джек решил, что это не имеет значения… по крайней мере для него.
Радость.
Они живут таинственно. Эти люди окружены тайной.
Радость поднимает их в небо.
Вот это уже имело значение. В небо их поднимала радость, и не важно, растут ли крылья у них за спиной или держатся с помощью каких-то ремней и застежек. Потому что увиденное им — даже с такого расстояния — требовало таких же усилий, как то, что происходило на бульваре Уилтшир. Такое же расточительное использование энергии, чтобы всего лишь на мгновение получить чарующий эффект отмены законов природы. Но это мгновение требовало такой самоотдачи, этот короткий промежуток времени был так ужасен и так прекрасен, что люди шли на это с одинаковым страхом и восторгом.
И все это только игра, внезапно подумал он и даже почувствовал в этом уверенность. Игра, а может быть, даже… может быть, только подготовка к игре, такая же, как весь тот пот и пульсирующее напряжение на верхнем этаже балетной студии. Репетиция перед выступлением, которое, возможно, смогут увидеть всего несколько человек и которое, возможно, пройдет очень быстро.
Радость,
Черт с ней, с радостью, но это яркий маленький мирок.
Чувствуя себя лучше, чем когда это все началось — и только Бог знает, когда было то, другое, — Джек шагал по Западной дороге легкими шагами, с лицом, расплывшимся в блаженной, немного глупой улыбке. Он то и дело оглядывался назад через плечо и долго-долго смотрел на летающих людей. В чистом воздухе Долин это выглядело восхитительно. И даже когда он больше не мог на них смотреть, чувство радости не исчезло, переливаясь всеми цветами радуги в его голове.
Когда солнце начало садиться, Джек понял, что оттягивает свое возвращение в другой мир — в американские Долины — и совсем не из-за отвратительного вкуса колдовского зелья. Нет, он оттягивал его, потому что не хотел уходить отсюда. Меж зеленых лугов тихо журчал ручеек, снова начали появляться небольшие рощицы — высокие деревья со странными плоскими кронами, похожие на эвкалипты, ручеек поворачивал вправо, в сторону от дороги, а потом, вдалеке, превращался в огромное водное пространство. Оно в самом деле было таким большим, что вплоть до последних минут Джек думал, что это часть неба, имеющая почему-то более яркий синий цвет, чем все остальное. Но это было не небо, это было озеро. Великое озеро, подумал Джек, улыбаясь неожиданной игре слов. Он решил, что в другом мире на этом месте должно быть озеро Онтарио.
Ему было хорошо. Он шел в правильном направлении, может быть, только чуть-чуть уклонившись на север, но не могло быть никакого сомнения, что Западная дорога достаточно скоро вернется в свое нормальное русло. Чувство почти сумасшедшей радости — которое он определил как бодрость и «яркость» — преобразилось в приятную, спокойную безмятежность, чувство такое же чистое, как воздух Долин.
Лишь одна вещь отравляла его блаженное состояние, и это было воспоминание…
(…шесть, было шесть, Джеку было шесть)…о Джерри Бледсо. И почему его сознание выбрало такое тяжелое время для того, чтобы это воспоминание всплыло?
Нет, не воспоминание… два воспоминания. Сначала то, что мы с Ричардом слышали от миссис Фини, когда она рассказывала своей сестре, что электричество вырвалось наружу и так поджарило его, что очки расплавились на носу, — она слышала телефонный разговор Моргана Слоута… и потом, лежа под диваном и совершенно не собираясь ничего подслушивать, я слышал голос отца: «Могут сложиться любые непредвиденные обстоятельства, и явно не все они будут благоприятными». И ведь какие-то обстоятельства неблагоприятно сложились для Джерри Бледсо, разве не так? Когда твои очки стекают по носу, я бы не рискнул назвать это «благоприятным обстоятельством», ни за что бы не рискнул…
Джек остановился. Остановился как вкопанный.
Что ты хочешь сказать?
Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, Джек. Твой отец исчезал в тот день, и Морган вместе с ним. Они были ЗДЕСЬ. И знаешь, где именно? Я думаю, ЗДЕСЬ они находились в том же месте, где ТАМ, в Калифорнии, в американских Долинах, стоит здание их офиса. И они что-то делали… по крайней мере один из них. Может, они делали что-нибудь грандиозное, а может, всего-навсего бросали камни… или зарывали яблочные косточки у дороги. И каким-то образом… это отразилось ТАМ. Это отразилось там и убило Джерри Бледсо.