Талисман
Шрифт:
— Keemach, пошли! — Он встряхнул ее, как бы подчеркивая свою команду, при этом глаза его блестели. — Слушай внимательно и учись. У меня нет терпения для глупых женщин.
Схватив ее за талию, он бросил ее на коня и привязал к седлу. Подол ее ночной рубашки высоко задрался. Она чувствовала на себе взгляды мужчин, пяливших на нее глаза. Неужели у него нет никакого представления об элементарных правилах приличия? Дрожащими руками она потянула подол вниз и попыталась прикрыть бедра. Материала для этого оказалось недостаточно. К тому же рубашка стала очень тонкой от многих лет носки и была почти прозрачной.
С мрачным выражением лица Охотник открыл вторую сумку из буйволовой кожи и извлек оттуда отрезок плетеной шерсти и кожаную плеть. Прежде чем она поняла, что он собирается делать, он обвязал один конец шерстяного отрезка вокруг одной из ее лодыжек, пропустил его под животом коня и быстро обвязал другую лодыжку.
— Мы должны ехать со скоростью ветра! — крикнул он остальным. — Meadro! Поехали!
Индейцы побежали к лошадям. Охотник, схватив коня за гриву, вскочил ему на спину и уселся впереди Лоретты. Когда он взял ее за руки и заставил обхватить его, она не смогла подавить вздоха. Ее груди оказались прижатыми к его спине.
— Твоя женщина не любит тебя, брат! — крикнул кто-то по-английски. Лоретта обернулась, чтобы увидеть, кто это сказал, и сразу узнала индейского воина, который уговаривал Охотника убить ее в тот первый день. Его покрытое шрамами лицо было незабываемо. Он улыбнулся кривой улыбкой, которая больше была похожа на насмешку, взгляд его черных глаз нагло скользнул вдоль ее тела, остановившись на обнаженных бедрах. Затем он засмеялся и повернул свою гнедую лошадь. — Она не стоит тех неприятностей, которые принесет тебе.
Охотник оглянулся на нее через плечо. Огненный жар гнева сверкал, как разворошенные головешки, в его глазах.
— Она научится. — С искусством, рожденным многолетней практикой, он связал ее запястья кожаной плетью. — Она научится быстро.
Позади большой группы воинов расстилался бесконечный ковер зеленой травы, усеянной голубыми лепестками. Впереди лежала густая роща пекановых деревьев и ив. Мужчины ехали без остановок четырнадцать часов, делая большой круг назад к реке Бразос, близ дома Лоретты, применяя тактику уклонения на случай, если tosi tivo попытаются преследовать их. На следующее утро, если они будут уверены в том, что их не преследуют, они направятся прямо к своей деревне.
На западе заходящее солнце, имевшее вид красного шара, разукрасило небо полосами темно-серого и розового цветов. Лоретта уже не сидела прямо на лошади, чтобы не касаться грудью обнаженной спины команча. Она повисла на нем. Ее голова лежала на мускулистой спине, как на подушке. Боль пронзала ее ноги, затекшие от повязок из грубой шерсти. Сыромятная кожаная плеть туго стягивала ее запястья, врезаясь в кожу. Ее язык превратился в сухой ком. Она была уверена, что еще одна миля такого пути, и она умрет.
Она воображала, как погружается в черноту, в ее избавление. На небесах будет темно и прохладно. Там будут потоки сверкающей, ледяной воды. Там не будет команча с его жестокими, синими, как полуночное небо, глазами.
Голос Охотника рокотал, отдаваясь вибрацией на ее щеке. Лоретта чувствовала, как замедляется бег коня. Сердитые слова на языке, которого она не понимала,
Что-то холодное коснулось ее левой лодыжки. Каким-то участком мозга она осознала, что кто-то перерезает шерстяную плетенку, которая связывала ее ноги. Глаза ее оставались закрытыми, щека прижатой к потной лошадиной шее, руки безжизненно висели. Минутой позже ее правая лодыжка также была освобождена.
А затем она оказалась во власти боли другого рода. Это не было похоже на обжигающий огонь, но тысячи иголок впились в ее ноги, сильнейшая боль отдавалась в бедрах. Она задохнулась и села прямо, от резкого движения ее качнуло в сторону. Мир перевернулся с ног на голову. Руки подхватили ее. Небо вертелось над нею. Кто-то закричал.
Пытка. Ее понесли, но державшие ее руки жгли, как раскаленное добела железо, вызывая ожоги во всех местах, к которым прикасались. Она думала, что более мучительных болей не может быть на этом свете. Затем жесткие руки опустили ее на мягкую траву, но каждая травинка превратилась в острые шипы, которые все вонзились в ее плоть.
Лоретта закрыла глаза и отдалась боли. Кто-то держал ее и укачивал — кто-то сильный с низким голодом, который шелестел, как шелк, в ее мозгу. Слова были порою непонятными, но смысл некоторых дошел до нее, и эти слова помогли понять другие, абсолютно незнакомые. Она была в безопасности, в надежной безопасности — навсегда.
Лед, Лоретта втягивала воздух с наслаждением, в то время как поток воды омывал ее тело.
Теплая рука обняла ее талию. Другая рука прижалась к ее ребрам. Она повернула голову, чтобы посмотреть, кто это, и оцепенела. Это был команч.
Инстинктивно она забилась, пытаясь вырваться из его рук. Она старалась оттолкнуть его. Но у нее ничего не получилось. Охотник крепко держал ее одной рукой, продетой под ее локтями, и заходил все глубже и глубже в воду, пока она не достигла ее подбородка. Судороги охватили все ее тело. Холодно. О Боже, как ужасно холодно.
Он провел рукой по ее животу. Прикосновение было легким, медленным, однако не оставлявшим никакого сомнения в том, что он может исследовать любую часть ее тела, где только ему захочется и когда ему этого захочется.
— О mah-tao-yo, какая ты горячая. Даже в тех местах, где ты не обгорела. Toqvet, — прошептал он. — Ты не будешь драться.
Что-то в его голосе казалось ей знакомым, странно успокаивающим. Она думала об отце. Каким-то образом его голос наталкивал ее на мысли об отце. Она попыталась сдержать слезы. Дрожь охватила всю ее. Так холодно. Холод прогнал все другие мысли из ее головы. У нее начали стучать зубы, и она ничего не могла с этим поделать. Когда она больше не могла выносить этого, она предприняла последнюю попытку освободиться.