Talk to me (Поговори со мной)
Шрифт:
– Я подумал…
– Есть чем? – не удержалась она, усмехнувшись сквозь собирающиеся на ресницах слезы.
– Туше. Но да… вот, кажется, появилось, чем. Короче, я подумал и решил, что мне нужен друг.
– Оу… – короткий вздох выразил смесь разочарования и удивления.
– Я… в общем… сейчас, – Драко отпустил девушку, усадил ее на кровать и призвал из-за окна коробку. – Вот. Подарок, – он вручил его Эве и приземлился рядом с ней.
Она открыла коробку и долго непонимающе пялилась на кукол.
– Поиграть хочешь? – наконец спросила Эва, посмотрев на Малфоя, а потом снова вернулась к игрушкам. – Ой, они сломаны. – Черный бархатный камзольчик трубочиста сидел бы
– Это я их сломал, – почти с гордостью заявил Драко.
– Нарочно? – Эва непонимающе уставилась на него.
– Нет! – попытался заверить ее Малфой. Пришла пора приводить ненормальный план в исполнение: – Я был ребенком. Игрался в одной из гостиных. Знаешь, огромные особняки удивительно неприспособлены, чтобы в них жили маленькие дети. Там повсюду стоят жутко дорогие штуки, вот вроде этих. Этим куклам лет двести, наверное. Короче, я… «не вписался в поворот» на своей детской метле и сшиб их. Среди потерь – по ноге на каждого (я тоже кость сломал), у них еще на руках пальцев не хватает, кажется. Мать бы простила, но отец… Он всегда жутко сердился, когда я что-то делал неправильно. Скажешь: «Почему просто не починить?», но у меня тогда еще палочки не было, а чтобы хоть одна живая душа прознала, мне не хотелось. Мой приказ не рассказывать против отцовского – говорить… Домовик, конечно, головой о стену побьется, но потом расколется. Тогда я просто выпросил игрушки у матери. Нормальный детский каприз. Вот они и стояли пятнадцать лет у меня на полке… на столе… Я о них и забыл вовсе, когда получил палочку и мог починить их сам, да… и конечности задевались куда-то. Но они-то стояли, не падали. Всегда вместе стояли… Ты… ты понимаешь, о чем я? – Драко, все это время смотревший в стену, повернулся к Эве. Она быстро спрятала взгляд, хотя сама-то весь рассказ наблюдала за Малфоем. – Понимаешь? – повторил он, и девушка неуверенно кивнула.
– Кажется… да.
Тишина опять зазвенела в ушах.
– Только… вот чтобы без недопониманий. Куклы… это типа мы с тобой? – она пыталась быстро сморгнуть слезинки, но пришлось «незаметно» утереть их рукой.
Драко не смог сдержать искреннего смеха, хотя и постарался не делать это слишком громко.
– Ты знаешь, что только что испортила самый романтичный момент, который кто-либо когда-либо создавал на этой планете?
– Ага, – ответила Эва хриплым голосом, шмыгнула носом, – но мне так спокойнее.
– С другой стороны, на романтику я могу больше не рассчитывать? – Драко очень хотелось, чтобы она немедленно опровергла его слова, более того, всю глупую ложь он придумывал единственно с этой целью. Конечно, можно было просто рассказать ей про свое прозрение по поводу «дыр в людях», про строгого отца и заботливую мать, но… примеры, как правило, работали куда эффективнее.
– Можешь не рассчитывать, – помотала головой девушка. – Я уже забыла, как говорят всю эту розово-ванильную чушь, но… короче, пусть будет вот так: четыре дня назад я уже потеряла тебя в романтическом смысле. Неделя, две, это случится снова. Я не хочу. Драко… ты прости, но я… у меня сил на это не хватит, – она отвернулась, и он услышал сдерживаемые всхлипы.
– Я знаю… – все внутренности у Драко перевернулись, – но ты, – он взял ее за руку, – ты помоги мне стоять. Пожалуйста.
Эва снова всхлипнула и кивнула, сжав в ответ его ладонь.
====== Глава 22. Один, последний раз ======
«Я могу смотреть и не прикасаться...
Ведь так легко лгать, когда твои губы накрывают мои.
Ты сохранишь секрет, если мы перейдем черту?
Потому
(Сергей Лазарев, «Keep your mouth shut»)
Ночь – время глубоких и пространных мыслей. И вот, пока Драко ненавязчиво прижимается сзади, я думаю. Думаю о том, каково это – быть мужчиной. О них вообще редко думают. Мы, женщины, только и знаем, что рассуждать: любит – не любит, придет – не придет, женится – не женится… на другой или на мне. Мужчина должен быть всегда сильным, непоколебимым, терпеть. А вдруг он тоже устает и просто закрывает глаза на все: на работу, на женщину и на свою глобальную ответственность за все это? И вот, если что-то у него не получается, мы сразу зовем его неудачником. И ему приходится жить с ощущением «я – неудачник».
Вот у женщин есть волшебное «зато». Я не красавица, зато умная. У Насти моей все с карьерой не очень клеится, зато от мужиков отбоя нет. У моей мамы одна дочь непутевая, зато сестрица моя – полнейший идеал… Почему у мужчин «зато» работает в обратную сторону? Драко, и умный, и лицом вышел, но зато нет денег и приходится «продаваться» глупой девке, которая (зато) богачка и краса писаная. Егорка, еще пару лет, и начнет играть за какую-нибудь квиддичную команду, это точно, но зато сирота и друга-то закадычного нет.
Им вечно приходится соревноваться, выпячивать свои достижения, перед нами, которые посмеются, глядя на эти конкурсы «у кого длиннее», но выберут-то в конце концов победителя. И когда мне будет нестерпимо больно, я поплачу в подушку или приду положить голову на плечо своего победителя, пожалуюсь ему на проблемы, буду ждать, что он их решит.
А вдруг, им тоже так нужно? Нужно, чтобы молча приняли, принесли чаю, погладили по голове, выслушали… и все это – не один день, не неделю, а долго-долго, пока жизнь не наладится. Мы давно уже смели эту границу полов в жизни, но только сейчас мне удалось избавиться от нее в голове. Оказывается, мы просто два человека, которые могут сделать друг для друга что-то доброе, дружеское… любящее.
Драко не похож на болтуна, но сколько же времени ему пришлось молчать, раз со мной он говорил без остановки? Как же ему, наверное, было одиноко…
Мысль начинает теряться во тьме полудремы.
Ночью из окна моего дома открывается зачаровывающий вид: очертания черного леса, поле, по которому клубится серебристый в свете луны туман, и ты будто тонешь в мареве облаков. Впрочем, в самом доме темнота чернейшая – ни зги не видно, а холодный воздух пробирается внутрь несмотря на плотно задернутые шторы.
Драко прижимается сзади плотнее, посылая по телу горячую волну, и я сразу резко открываю глаза. Это он во сне, наверное, думает, что обнимает подушку.
Я сильнее вцепляюсь в одеяло, свожу ноги, пытаясь унять часто бьющееся сердце. Ерзаю, хочу вывернуться из его объятий…
– Прекрати дергаться, – внезапно раздается его раздраженный голос. – Я ж тебя не насилую, в самом деле, – он просовывает руку снизу, обхватывая талию обеими руками, нечаянно сдвигая футболку, касаясь пальцами голой кожи.
– Драко… зачем ты…
– Холодно. Окно разбито. Мне холодно. А ты одеяло захапала.
– Ммм, – понимающе мычу я в ответ.
Но понимания хватает секунд на тридцать, потому что его рука уже совсем не случайно начинает пробираться все выше, к груди. Резко развернувшись, я накидываю на него одеяло и тут же жалею об этом: мы оказываемся будто в коконе, совсем наедине, лицом к лицу.
– Теперь не так холодно. Отпускай. Можешь забрать все одеяло, – дрожащим голосом говорю я.
– И оставить тебя на растерзание сурового английского лета? Ну и какой из меня тогда джентльмен?