Talk to me (Поговори со мной)

Evelyn_Lovebridge

Впрочем, не считая «опасных мыслей», Стоян вел себя прилично, не дрался, учился, чему учили, общаясь с другими детьми из разных стран, заговорил на нескольких языках, взахлеб читал книги и наблюдал. Пожалуй, это было второе любимое для него занятие после чтения. Он знал всех детей по имени, знал, у кого сколько братьев и сестер, кто чьи родители, как часто они приезжают, когда забирают детей домой. Особенно его заинтересовала одна шестнадцатилетняя русская девочка Оля, на год младше его самого. Красивая и полная жизни, к ней Стоян испытывал сильное, какое-то животное влечение. Но Оля, окруженная стайкой подружек,

не обращала на него внимания. Он долго пытался понять, кем ей приходился приезжавший мужчина. Для отца он был слишком молод, ему нельзя было дать больше тридцати, хотя в светло-русых, как и у Оли, волосах уже блестели серебряные пряди, и смотрел он всегда очень сосредоточенно, но куда-то вдаль, на вещи, другим не доступные.

Мужчина приезжал к Оле часто, четко по расписанию: раз в две недели, в субботу. Иногда с ним была женщина, которая казалась Стояну слишком старой, чтобы называться ее матерью, но и на бабушку не тянула. Олю забирали на все выходные, и возвращалась она всегда счастливая.

Но однажды мужчина приехал посреди недели, хмурый, чересчур сосредоточенный даже для себя. В этот раз Стоян решил сам проследить за ними, а не посылать одного из своих «слуг». Он спустился в холл, прошел по длинному темному коридору, незаметно проскользнул в женскую часть здания мимо дремлющей вахтерши и быстро взобрался по лестнице на третий этаж, где была Олина комната. В чуть приоткрытую дверь он увидел мужчину. В глаза юноше сразу бросились прибавившаяся седина в его совершенно растрепанных волосах.

– Мыся! – Оля радостно обнимала его, мокрого от лившего на улице дождя, явно не заметив ничего странного в том, что он приехал раньше обычного.

Не заметила она и того, что мужчина не поправил ее, прося называть полным мудреным именем – Осмомысл.

– Сядь, Ольха, – велел он вместо того, а сам стал всматриваться в окно, в грохочущую темную бурю.

– Ты хочешь меня насовсем забрать? – с надеждой спросила девушка, и Стоян невольно сжал кулаки, подумав о том, что прежде он должен успеть…

– Оля, мама умерла, – непривычно мягким голосом сказал Осмомысл, и юноша, стоя за стеной, невольно расслабился.

Эта фраза проясняла сразу столько вещей: этот мужчина, вероятнее всего, Олин брат, а женщина все-таки была матерью. На секунду Стоян вспомнил свою мать, которую он видел в последний раз год назад. Хоть она и обещала навестить его, так ни разу и не приехала. Тогда он решил приехать сам. Она даже вскрикнуть не успела, когда он одним укусом прекратил ее жизнь. Вот и волшебница! Не смогла от одного-единственного оборотня защититься!

– Этого не может быть, – тихим, но уверенным голосом проговорила Оля. – Мама не болела. Не считая оборотничества, конечно. Но мама была здорова! – голос перешел в фальцет и ощутимо задрожал. – Ты ведь давал ей лекарства! – прохрипела девушка, Стоян уже знал, что она начала плакать. – Ведь давал, Мыся?

– Ольха…

– Да не называй меня так, это глупо! Ты ведь давно работаешь над лекарством, Мыся? Почему оно не помогло? Да и… оборотни не умирают от обращений! Почему… как…

– Понимаешь… – Осмомысл по-прежнему стоял глядя в окно, его руки были сжаты за спиной. – Лекарство… немного…

– Что? Немного что? – Оля подошла к брату и посмотрела на него.

Он сосредоточенно перевел на нее взгляд, а потом

виновато опустил голову.

– Я полагаю, что лекарство пока опасно для применения.

Оля ахнула и, заглушив этот звук ладонями, осела на кровать.

– Ты убил маму… – тихо прохрипела она.

– Вскрытие пока не проводилось, я полагаю…

– Ты убил маму… – еле слышно повторила Оля, слезы потекли из ее глаз, она всхлипывала, не в силах остановиться.

– Ольха, я просто ищу способ вылечить тебя и других… – попробовал оправдать себя Осмомысл.

– Ты убил маму!! – неожиданно громко закричала она, выбежала прочь из комнаты и понеслась по коридору, не заметив даже Стояна, так и замершего за дверью.

Зато его вполне себе заметил Осмомысл, вышедший через минуту.

– Простите, я хотел поговорить с Олей. Соболезную вашей потере, – сказал Стоян на чистом русском.

Осмомысл смерил его тяжелым проницательным взглядом, и тому показалось, что мужчина за секунду прочел его мысли.

– Не хотели, – отрезал Осмомысл. – Вы подсушивали. Я попрошу вас не приближаться к Ольхе, ваши мысли ей совсем ни к чему. Что вы вообще делаете в корпусе для девочек? Как ваше имя? – мужчина начинал злиться, Стоян видел это по появившимся красным пятнам на его лице.

Врать было бесполезно, о Лигеллименции юноше было вполне известно. Он получил свое наказание: всю следующую неделю ему надлежало оставаться после уроков и ни с кем не разговаривать. Впрочем, Стоян успел дать одно задание своему «слуге»: незаметно забрать из комнаты Оли вещицу, похожую на прутик.

Девушку никто не видел целый месяц. Наверняка, думал про себя Стоян, брат искал ее по всей Европе. Через месяц она объявилась в пансионате под ручку с веселым пареньком в мантии, который смотрел на Олю с бесконечной нежностью. Она собрала свои вещи и, показав кольцо на безымянном пальчике директорше, гордо удалилась с заявлением, что она уже взрослая.

В тот же вечер девочку, укушенную когда-то Стояном, нашли у себя в комнате мертвой. Ни единой царапины на теле и широко распахнутые в ужасе глаза.

Стоян ушел неделю спустя, позвав с собой еще с полторы дюжины ребят. В пансионате о нем больше никогда не слышали.

Оля не понимала идей Стояна, зато ее муж Андрей воспринимал их с великим энтузиазмом, более того, неоднократно просил обратить и его тоже.

– Зачем? – Оля качала на руках маленького сына со светло-карими, слава Перуну, глазами.

– Мы и сейчас, конечно, сила, но представляешь, если я тоже буду оборотнем, а? – спросил Андрей, кинув в печку еще дров и подмигнув сидевшему за столом Стояну.

Тот чуть улыбнулся и повернулся к окну, за которым бушевала снежная буря и завывал ветер, горы на Алтае как-никак, но в хорошо протопленной избе было тепло.

– И ничего и не поменяется, – замотала головой Оля, посмотрев на Стояна, который обратил на нее свой хищный взгляд.

Она всегда считала оборотничество болезнью, так уж воспитали. Да и с годами начала понимать куда больше: превращения давались легко, но возвращаться после них в человеческое тело было все тяжелее. Серебряная подвеска, подаренная и заговоренная мужем, несомненно, помогала, и все же она не желала никому из близких своей участи. Тем более, Андрюше, которого любила всей душой.