Талли

Симонс Паулина

Джулия снова откашлялась.

— Ладно. Я рада была снова увидеться с тобой, Талли. Правда рада.

Она наклонилась и поцеловала Талли и Бумеранга.

— Пока. Простите меня. Я постараюсь стать более обязательной.

— Не извиняйся, Джулия. Только появись как-нибудь опять.

Джулия погладила Бумеранга по головке.

— Не могу поверить, что ты мать, Талли. Не могу поверить, что это твой сын.

— Не ты одна не можешь в это поверить, — сказала Талли, лаская ножки Бумеранга. — Кстати, Джулия, а что это за Лаура?

Джулия уже собралась

было уйти, но, обернувшись, встретилась глазами с подругой. Ее ресницы подозрительно блестели, и Джулия опустила голову. После всего, что было сказано, она не могла уйти просто так.

— Что тебя интересует?

— Кто она? — повторила свой вопрос Талли.

— Лаура, — объяснила Джулия, — моя подруга.

— Твоя подруга.

— Моя… компаньонка.

— Компаньонка. Понятно.

Талли дотянулась до руки Джулии, пожала ее и улыбнулась.

— Теперь я понимаю, почему ты никогда не знала, что делать с Томом.

Лицо Талли смягчилось, но улыбка медленно погасла.

— Вот смеялась бы Джен, если бы узнала.

— Она знала, Талли.

Талли замолчала.

— Знала? — переспросила она, наконец. — И смеялась?

— Смеялась и смеялась, — ответила Джулия, слова застревали у нее в горле.

«Удивительно, что Талли понимает все так же, как я…» — подумала Джулия.

Прощаясь, Джулия прижалась щекой к щеке Талли.

— Ты знаешь, мы снова должны расстаться, — сказала Джулия.

Талли не ответила.

Джулия кивнула в знак того, что понимает ее.

— Удачи тебе, Талли.

— Удачи и тебе, Джул,

— Знать бы, что это такое, — сказала Джулия. — Я думаю, что ты поступаешь абсолютно правильно, Талли Мейкер. Абсолютно правильно. Я считала так, еще когда училась в школе, и считаю так сейчас. У тебя правильный взгляд на вещи.

— Да, — прошептала Талли. — Правильный.

— Мне всегда нравился Робин, — добавила Джулия.

— Я знаю. Возможно, тебе надо было выйти за него замуж, — сказала Талли.

— Я люблю тебя, Талли.

Талли лишь кивнула. Джулия заглянула в лицо подруги и увидела, что ее глаза закрыты. Она думала, уходя, как трудно прочесть в серых глазах Талли, что же делается в ее душе.

У калитки Джулия обернулась и крикнула:

— У тебя замечательный дом!

— Замечательный! — откликнулась Талли, взмахнув на прощание рукой. — Хорошего тебе урожая!

глава двенадцатая

ВИЧИТА

Сентябрь 1982 года

1

После ухода Джулии Талли так и осталась сидеть в кресле на веранде. Веранда выходила на северо-восток, и она не могла видеть заходящее солнце, зато перед ее взором открывалась вся улица. Так они сидели довольно долго. Талли укачивала никак не желавшего засыпать Бумеранга и думала: «Джулия… Что с ней? Чем она сейчас занята?»

«…Ее дом чуть больше, чем мой. Ее дом — это поле в Айове и пустыня в Неваде, это какая-нибудь прерия на Западе, а она сидит и смотрит из

своей палатки или машины, и думает, что это и есть ее дом. Он где-то там, но не здесь. И мы обе до сих пор не знаем, как его найти.

Черт побери! Да, мы, конечно, знаем. Слишком хорошо знаем. Он там, где все наши хрупкие мечты, которые уносят жестокие канзасские ветры. Мы не знаем, куда они дуют, и они душат нас. Мы всегда бегали наперегонки от школы до Сансет-корт — кто первый дотронется, — а теперь вот я неторопливо хожу на кладбище Святого Марка, чтобы возложить цветы».

Продолжая укачивать малыша, Талли стала напевать ему своим мягким грудным голосом песенку Дженис Айэн.

Бумеранг тихонько агукал.

— Мой любимый дом… — пела Талли. — Это все, о чем я мечтала. И твой папочка, Бумеранг, заплатил за все.

Талли не обманывала подругу — Робин действительно вскоре должен был вернуться домой. Но, как бы там ни было, она не собирается готовить ему обед. Когда явится, прекрасно перекусит тем, что осталось со вчерашнего дня. Вообще-то Милли готовила каждый день, но сегодня был вторник — ее обычный выходной.

Робин вполне способен сам о себе позаботиться, и Талли не собирается даже думать об обеде. И о Робине ей тоже не хотелось думать. Она решила оставаться на веранде до тех пор, пока солнце совсем не сядет и привычные краски не приобретут красновато-коричневый оттенок. Потом можно будет встать, и пойти купать малыша, и готовить его ко сну.

«Как теперь выглядит Джереми? — подумала она. — Я почти забыла его». Теперь он был для нее лишь тем, кто находится за пятнадцать сотен миль, — человеком, с которым она жила, человеком, который был ей небезразличен, но лицо его она не могла сейчас даже вспомнить. Однако их общие планы помнила очень хорошо. Они собирались жить вместе, и Талли мечтала увидеть Калифорнию. «У Джереми такие голубые глаза! Он не мог смотреть на меня, когда я укладывала вещи, но он ничего, ничего уже не мог сделать. Только сказал: «Мне все равно, чей это ребенок, все равно. Пожалуйста, Талли. Не покидай меня. Пожалуйста, не уходи».

Но Талли знала, что они никогда не смогут жить вместе. Ни он. Ни она.

«Милый Джереми. Я разбила тебе сердце? Да. Я забыла, как ты выглядишь, но этого я не забуду».

Она опустила глаза на спящего у нее на груди ребенка. В голове вертелась мелодия, которую никак не удавалось поймать. Талли крепко прижала к себе сына, продолжая раскачиваться.

«У меня есть своя веранда и кресло-качалка. Мы сидим здесь с Бумерангом каждый день, поем и тихонько раскачиваемся, поем и раскачиваемся. И смотрим на улицу. Когда я была маленькой, я точно так же сидела на кровати и раскачивалась, пытаясь спастись от мира и от самой себя, а сейчас я сижу здесь, вижу двор и веранду, забор и окна, и дубы, и кедры, но по-настоящему отчетливо я вижу только трейлер Трейси Скотт.