Там есть такая штучка

Лавришко Владимир

– Перестаньте! Что кричать?
– Парфенов посмотрел на жену. Жена сидела за рулем. Мотор работал. Оставалось врубить скорость.

– Что толку кричать?
– повторил он и повернул голову к светловолосому.
– Пошутили и хватит. Что вам надо?

– Оставишь дочь, - повторил светловолосый, и тупорылый металл плотнее вжался Парфенову между ребер.

– Вы что? В своем уме?
– Парфенов старался растягивать слова. Если жена...

– Это ты, дядя, туго соображаешь. Тебе же сказано - дочь останется.

– Ты слышала, мать?
– Парфенов повернул голову к жене.

И увидел ее уже на дороге.

Прямая и тонкая, руки в карманах плаща. Она стояла у дверцы. Жена, смертельно уставшая в этом году.

– Я пойду с ними. Такой вариант устраивает, мальчики?

Губы у нее были плотно сжаты, лицо заострилось. В голосе такая ледяная брезгливость, что Парфенов почувствовал, как дернулся сзади пухлозадый блондин. Отказаться они теперь просто не могли. И Парфенов с ужасом подумал, что она попала в точку.

– Мадам!
– Блондин скривил губы.
– Было бы стыдно не заметить такую женщину, мадам. Прощу прощения, мадам. Только вы. Если, если ваш супруг не против.

– Ты не против, любезный?
– Тупорылое железо снова ткнулось Парфенову в бок.

– Тебя спрашивают, козел, - сказал коренастый.
– Отвечай!

– Очень невоспитанный человек.
– Блондин вздохнул и носком кроссовки отбросил валявшуюся в ногах тряпку.
– Он швыряет тряпки людям, которые пришли ему на помощь в трудную минуту. Нет, чтобы подойти. И вежливо предложить.

– Упрямый, как козел, - повторил коренастый.

– Нет, он невоспитанный.

– Козел он упрямый.

– Он невоспитанный. Воспитанный давно бы сел в машину и убрался вон.

– Слов он не понимает человеческих, потому что упрям, как козел. Еще раз попросим дочку с нами прогуляться, - начнет соображать. Козел!

– Да...
– задумчиво протянул блондин.
– Он козел.

– Упрямый, - добавил коренастый.

– Невоспитанный козел с тачкой.

– А может, это мещанство?
– Коренастый сплюнул сквозь зубы в сторону машины.
– Зачем ему автомобиль? Всю жизнь небось копил на эту ржавую железку.

– Лишал семью радостей жизни, - подхватил блондин.
– Лишал дочь мороженого, а жену - любви. А вы заслужили, мадам.

– А может, он воровал?
– сказал коренастый.

– Он даже этого не может. Он честный труженик. Законопослушный гражданин, питавшийся супом из кильки, чтобы скопить на эту железку.

Парфенов смотрел на жену - под глазами у нее лежали синие тени. В последний раз она смертельно устала под Кокандом. Парфенов устал еще раньше, но с этим ничего не поделаешь. Это была его профессия. Отпуск ему дали из-за жены.

– Сколько лет ты жрал кильку, козел?
– спросил коренастый.

Парфенов смотрел на жену. Только он знал, как она устала.

– Человеку, который пахнет калькой, не нужен автомобиль.

– Жена ему тоже не нужна.

– Садись в тачку и дуй. Без оглядки. Учти.

– Прощай, дорогой друг.
– Блондин подтолкнул Парфенова стволом.

Парфенов не отрывал взгляда от жены.

– Езжай, - сказала жена.

Парфенов посмотрел на дочь, - дочь стояла в луже возле машины с прижатыми к груди руками.

– Езжай, - повторила жена.

– Ты что?!
– крикнул глазами Парфенов.
– Ты что?!

– Ничего, ничего, - прикрылись ее веки.
– Езжай. Ты же не...

– Да ты что?!

– Езжай!

– Ира, - Парфенов не отрывал глаз

от жены, - садись в машину.

Дочь повернулась, постояла с прижатыми к груди руками и шагнула к машине. Парфенов медленно двинулся к ней. Спина еще ощущала холодок слева под ребром. И пустоту. Пустота за спиной с каждым шагом все больше отдавалась звоном в ушах. Парфенов сел за руль и увидел в зеркальце жену, ветерок завернул ей полу плаща. Рядом с ней, наводя пистолет на машину, стоял пухлозадый. Парфенов почему-то включил дворники, и левый дворник стал возить перед ним прицепившийся листок. Парфенов выключил дворники, рывком взял с места и не отрываясь смотрел в зеркало, как удалялись три фигурки на дороге.

– Сейчас я выскочу, - сказал он дочери.
– Баранку возьмешь. Дверцей не хлопай. Поедешь дальше.

– Я не умею.

– Поедешь. Рычаг не трогай. Левая нога на педали. Руки на баранке. И рули по дороге. Минут пять. Потом повернешь ключ. Отпустишь педаль. Остановишься. Тормоз под другой ногой. Повтори.

– Возьму руль. Левая нога на педали. Рулю по дороге. Поверну ключ остановлюсь. Тормоз под другой ногой.

– Правильно, - сказал Парфенов - Дверцей не хлопай. Дочь кивнула.

Там, где на дорогу выставился заплутавшийся куст, Парфенов свернул к кювету, придерживая левой рукой с топориком приоткрытую дверцу. Метров за пять до куста он отпустил топорик на дорогу и кувыркнулся через плечо перекатом, угодив на узловатые корни. Затем перекатился с дороги в кустарник, вскочил на ноги и оглянулся, - машина виляла, но тащилась вперед. Он осторожно раздвинул ветки кустарника, посмотрел на пустынную дорогу, дополз до топорика и откатился снова под кусты, боясь, что дорога просматривается. Добравшись до подлеска, встал и побежал напрямик, пригибаясь, прикрывая локтем глаза, чтобы не выхлестнуло веткой.

Парфенов бежал и думал, что хорошо бы ствол остался у пухлозадого - по нему труднее промахнуться. Сначала нужно было вырубить ствол, у кого бы он ни оказался. Лучше у пухлозадого. Два ствола у них быть не может - не пугали бы ножичком. Еще Парфенов боялся разминуться - времени отводить ветки не было, он просто прикрывал локтем глаза и бежал почти вслепую. Правая нога угодила в какую-то ржавую кастрюлю.

– Ч-ч-черт!
– прошипел Парфенов, потряс ногой, освобождаясь от прицепившейся тяжести, и, отшвырнув, сообразил, что угодил в поржавевшую каску. На наши каски она не походила - с какими-то пологими скосами. Парфенов видел такие в кино. Прежде чем все это прокрутилось в голове, он снова был на ногах. Еще какая-то глупость мелькнула в сознании, вроде Мясного бора. То ли каска походила на кастрюлю, то ли карта втемяшилась в башку за столько дней езды. Парфенов вслух послал всю эту глупость, проломился к дороге и чертыхнулся снова: три цепочки следов за размолоченным скатами стлаником тянулись в лес на ту сторону. Значит, дорогу нужно было перебегать. Если на той стороне прячутся, шансов перебежать у Парфенова было не больше десяти на миллион. Но если он будет выжидать, - а они давно идут по лесу - шансов останется не больше. Парфенов рванул таким зигзагом, что шансы выросли до тысячи. Он перебежал дорогу и распластался, прислушиваясь. Рядом что-то? прошуршало. Парфенов скосил глаза и увидел ящерицу. Спинка у нее была ржавая, как прошлогодняя листва. Она замерла на мгновение, юркнула бесшумно и исчезла.