Шрифт:
Пролог
Уже четыре часа мы лежим на осенней земле, под холодным солнцем, конца сентября. В разбомбленном трёхэтажном здании школы, засел снайпер. Впереди, заросший, травой по пояс стадион, позади посадка: кусты, деревья. Идеальное место для укрытия, но чуть выше, мы же лежим в овражке, который нам спасает жизнь.
Рассказали друг другу все истории о рыбалке и охоте, на войне рассказы о мирной жизни, словно сладкая карамель «Дюшес» на языке.
– Командир, смотри! – говорит мне Ясень, указывая куда-то в заросли травы. – Осень уже, а он цветёт.
Я,
«Семена уже упали. Погода хорошая, вот он и взошёл. Созреть не успеет, даже. Пропало впустую зернышко. У всего должно быть продолжение. Любая жизнь не должна пройти впустую, пусть это и цветок», – думаю я.
– Я, давно, легенду одну слышал. От соседа, тот в Азии воевал, – говорит Ясень. – Жила, когда-то, женщина. Она была очень красивая: дочь земной женщины и бога. Этот бог, так любил её, что разрешил жить среди людей. Все мужчины при виде её сходили с ума, больше ни о ком и думать, кроме неё, не могли. Что там случилось, толком, не помню, но кто-то убил её, может из ревности. И боги решили наказать всех людей за это. На её могиле взошли алые маки. В то селение, где она жила, явился старец и научил из этих цветов делать опиум, уверяя, что это лекарство от всех болезней.
– Наказал, так наказал! – отвечаю Ясеню. – И не обманул, вот, что главное!
– А, и правда! Есть такие женщины, что раз увидел и помнишь всю жизнь, – говорит он. – У нас, в институте, такая была. Королева красоты, потом, женой бандита стала. Вместе с ним и убили.
– Нет, я таких не встречал. Красивых – да. Чаще всего, красивая и глупая. Мне, больше, умные нравятся, когда и поговорить есть о чем.
Со стороны школы раздаются автоматные очереди, взрыв гранаты. Шуршит рация, в районе бёдра: «Командир, чисто».
Глава 1
Роселла
Мы пересекли границу и остановились, дожидаться основную колонну грузовиков с гуманитарной помощью. Я буду замыкать колонну, а пока снимаю бескрайние поля, простирающиеся на километры вокруг. Под ногами шуршит придорожный гравий, я замечаю пустые гильзы, поблескивающие на солнце. Когда-то, на этих полях вызревали тонны пшеницы, сейчас засеяны лишь отдельные клочки земли, сиротские лоскуты на фоне необработанной земли. Я включаю камеру и снимаю несколько минут этот печальный пейзаж. После, убрав её, достаю сигарету и закуриваю, прогоняя по легким сладкий дым, успокаивающий нервы. Подходит Зорич, дёргает за ремень, привлекая к себе. Резко осаживаю его, ударом в область печени и почти выдыхаю остатки дыма ему а лицо.
– Полегче! – стонет он на выдохе. – Курить вредно!
Я закатываю глаза, его недвусмысленные намеки засели у меня в печенке.
– Папочку не строй! Всего на восемь лет старше! – язвлю ему в ответ.
– Я должен, присматривать за тобой, объяснять что и к чему.
– Ты путаешь понятия! Просвещать в сексуальном плане меня уже, давно не нужно.
Мимо, начинает движение колонна,
По стеклу стучат, опускаю стекло.
– Так и поедешь в одиночестве? – спрашивает Зорич.
– Иди уже!
Колонна продолжается путь. Чем ближе мы подъезжаем к пункту назначения, тем ярче становятся картинки моих воспоминаний.
Вот, за тем пролеском есть небольшое озеро, рядом с ним яблоневые сады. Мы добирались сюда, на велосипедах, бросали их в кустах и пробирались тайком к деревьям, где висели, тяжелыми гроздьями, на ветках наливные яблочки. А когда, сторож, подвыпивший старик в тельняшке, замечал нас, бросались врассыпную.
У того дуба, девочку Летти, почти нагнали и мальчик Санни протянул ей руку. Дальше они бежали вмести и достигнув поля, упали в высокую душистую траву. Лежали долго и неподвижно, пока крики сторожа не стихли.
– Ты где? Я тебя не вижу, – говорит Санни.
И Летти тянет, раздвигая стебли и колосья, руку, пока, не касается его: чувствует, как бьется его сердце на кончиках пальцев. Так они лежат и смотрят в голубое летнее небо, зная, что только сейчас и тут все реально.
Я вздрагиваю, пытаюсь забыть это воспоминание. Девочки Летти больше нет, она растворилась, спряталась за десятками новых имён.
Санни… Легкое, как летнее утро, имя. Где ты теперь? Что с тобой сделала война?
Проехав, километров двадцать, колонна разъехалась в разные стороны. Мы свернули к ангарам, где должны оставить свои автомобили и пересесть на военный транспорт, принимающей стороны.
Завожу машину, паркую, выключаю фары. Глаза привыкают к легкому полумраку. В центре ангара стоит группа людей в камуфляже, автоматы наперевес.
Медлю, я не боюсь, командировки в горячие точки для меня привычное дело, но это место особое. Выхожу, накидываю капюшон, накидываю косуху, надеваю рабочий рюкзак, там аккумуляторы для камеры, беру сумку с вещами.
Подхожу ко всем, ждут, только, меня.
Командира вычислила сразу, стоит по центру, взгляд острый, проницательный, глаза серые, сталь из-под чуть нависших бровей, рост чуть выше среднего.
Скидываю капюшон, протягиваю руку для приветствия командиру, что-то неуловимое на долю секунды меняется в его взгляде.
– Роселла Греф, репортёр, – коротко говорю.
Он также коротко кивает: сама невозмутимость, спокойствие, контроль ситуации, но мне понятно, они не ожидали увидеть среди команды женщину. Я как экзотический фрукт, всем интересно, но как его нужно есть.
Мы первые, кого официально пустили на территорию, подконтрольную протестующим, хотя по тому, как общаются командир и Зорич, понятно, эти двое видятся не первый раз.
Командир несколько секунд, осматривает своих, ищет кого–то.
– Санни, проведи инструктаж, что можно снимать.
От одного звука его имени, волна боли проходит по телу, звеня колокольчиками в солнечном сплетении. Идет ко мне, немного вальяжно, с автоматом наперевес. «Узнал? Не думаю. Я его сразу. Они зовут его так же, как и я в пятнадцать лет. По другому невозможно.»