Там, где колышется высокая трава
Шрифт:
Теперь Левитт стал тут полноправным хозяином. Наверняка все прочие об этом тоже догадываются, и вот уже все, как один, лезут из кожи вон, стараясь приобщиться к чужому успеху и спеша примкнуть к стану победителя. Он посмотрел на Кинни. Не выдрежав этого взгляда, юноша виновато отвел глаза. Разве мог он предположить, что этот человек окажется способен на предательство? Он был готов за него ручаться головой... Что он он и сделал... и проспорил.
Что же касается Скотта, то старик большую часть своей жизни промышлял разбоем и грабежами. А когда человек на протяжении столь длительного времени только и занимается тем, что
Старик явно решил заручиться дружбой победителя, и это, несомненно, был весьма логичный поступок с его стороны. Но несмотря на все, старик все же был ему глубоко симпатичен, и он по-прежнему чувствовал к нему расположение. И это лишний раз доказывало, что никогда и ни при каких ситуациях не следует давать волю чувствам над разумом.
Все пропало, теперь Дикси уже ничем не помочь, если только... Он глубокомысленно нахмурился.
Что они теперь с ним сделают? Может быть оповестят Стара о том, что он изловлен и взят под стражу, а затем тайком вывезут за город и там прикончат? Или может обвинят его во всех смертных грехах, или попросту пристрелят якобы при попытке к бегству?
Если бы ему только удалось переговорить с Уордом Клаймером или шерифом! Разумеется, такая возможность ему предоставится, но только окажется он в отнюдь невыигрышном положении оттого, что по городу расклеены плакаты, обещающие щедрое вознаграждение за его поимку, а люди Левитта готовы под присягой рассказать обо всех якобы совершенных им злодеяниях. И вообще, какие доказательства тогда он сможет предъявить в свое оправдание?
А вот у Стара Левитта с этими самыми доказательствами окажется все в полнейшем порядке, да и от лжесвидетелей наверняка тоже отбою не будет. А свидетельствовать против Стара не осмелится никто - и Мэй предупреждала его об этом.
Обыватели были запуганы, или, может быть, им просто хотелось чувствовать себя причастными к триумфу победителя.
Все кончено... ему конец.
И все-таки... в его душе еще теплилась призрачная надежда. Ведь Марби и Барта сюда еще не привели, равно, как еще ничего не было слышно об их гибели. О них вообще не было сказано ни слова, так что, возможно, их не взяли. И, по крайней мере, уж на них точно можно было положиться. А если они живы и все еще на свободе, то они наверняка постараются прийти к нему на помощь. Они обязательно что-нибудь придумают, чтобы освободить его.
Эта ночь будет долгой, а уж завтрашний день по сравнению с ней и вовсе покажется бесконечным.
Завтра Дикси выходит замуж...
ГЛАВА 17
Ночи не было видно конца, и казалось, что опустившаяся на землю тьма будет длиться вечно. Они молча сидели в дальней комнате лавки Скотта, освещенной низким пламенем единственной керосиновой лампы. Долгие минуты медленно перетекали в часы, и временами начинало казаться, что завтра не наступит никогда.
Скотт неизменно дымил окурком сигары, который, казалось, никогда не был длиннее, но в то же время и не становился короче. Чабб курил папиросы, неустанно расхаживая по комнате, время от времени вдруг начиная ругаться вслух, и то и дело оборачиваясь и подолгу глядя
– Если бы ты мне тогда позволил его пристрелить, - с упреком сказал Чабб, - мы бы сейчас все смогли бы отправиться спать.
– Нет, - отрезал Скотт.
Дверь дальней комнаты вела в помещение лавки, окнами выходившей на улицу. Долгое время за окном царила непроглядная тьма, на смену которой пришел сероватый рассвет, а затем уже можно было разглядеть темные окна-глазницы магазина напротив.
– Сегодня ты умрешь, - довольно сказал Чабб.
– Может быть, - ответил Кеневен, - но только разве ты сам сегодня не смотрел в зеркало?
– В зеркало?
– Чабб недоуменно уставился на него.
– А зачем?
– Потому что ты, Чабб, отмечен смертью. Я думаю, ты не доживешь до вечера...
– начал рассказывать он выдуманную им же самим историю, - Ибо я седьмой сын своего отца, и отец мой тоже был седьмым сыном, и мне дано видеть будущее. И на твоем месте я бы поспешил с тем, чтобы успеть вымолить у бога прощения.
– Вот еще!
– возмущенно фыркнул Чабб и отвернулся. Но мгновение спустя, они заметили, как он смотрится в небольшое зеркальце Скотта.
– Знак смерти, - мрачно сказал Кеневен.
– Возможно, тебе и удастся протянуть до вечера, но обычно это редко, когда удается.
Все молчали. Войль сидел, закусив нижнюю губу. По улице за окном медленно прошел мексиканец, ведущий за собой мула, на которого была навьючена большая вязанка хвороста. Большая серая дворняга неспешно трусила рядом с хозяином.
Чабб снова взглянул на него.
– Чушь!
– сказал он.
– Вся эта болтовня про седьмых сыновей. Все это вранье.
– Неужели? А вот мой дядя предсказал собственную смерть. С точностью до минуты. Он сказал, что ему будет смерть от воды, и тогда над ним все посмеялись, потому что он был лучшим пловцом во всей округе. И к тому же как раз в то время он куда-то уезжал, а дорога шла через пустыню.
– И что случилось потом?
– спросил Скотт.
– Смерть от воды... наводнение. Он ударился головой о камень, когда его накрыла стена воды. Он утонул.
– Такое с каждым может случиться, - заявил Войль.
– Может, - согласился с ним Кеневен.
– Но мой дядя предвидел свою смерть точно так же, как я сейчас предвижу вашу. Мне пока еще не было откровения о том, как это точно произойдет, но ждать осталось недолго.
Чабб презрительно фыркнул.
– Ты уж тогда не забудь и мне рассказать, - сказал он.
– Чтобы было над чем посмеяться.
– Это уже другой вопрос, - тихо ответил Кеневен.
– Потому что больше тебе смеяться не придется. Никогда в жизни!
Было слышно, как на противоположной стороне улицы в салуне "Удила и Уздечка" хлопнула дверь, и на крыльцо вышел Пат, полной грудью вдыхая холодный утренний воздух. Где-то дальше по улице загремел насос водокачки, и вскоре этот звук сменился ритмичным скрипом. Было слышно, как тугая струя воды со звоном забарабанила по дну бадьи. Кеневен взглянул на Скотта, но старик избегал его взгляда. Был момент, когда Кеневену очень захотелось сказать что-нибудь язвительное, но затем он раздумал. Какого черта?