Там, где кончается река
Шрифт:
Берег под мостом на 1-95 используют для разных целей, большинство из которых противозаконны. Песчаный пляж, поросший пальметто и дубами, усеян мусором. Пятно от костра обложено камнями. Над шоссе возвышался рекламный щит бензоколонки, сулящий дешевое топливо. Он виднелся за шесть километров от моста. Если плыть не спеша, можно целый день двигаться и видеть этот щит.
Я привязал каноэ и задремал. Не знаю, надолго ли. Меня разбудили скрежет металла и звон бьющегося стекла. Я посмотрел вверх и увидел клуб черного дыма. Люди на мосту отошли от перил. Я не стал медлить — выгреб из-под ветвей, оттолкнулся веслом и дал ходу. Пятьдесят метров, семьдесят… Наконец справа показалась Сент-Мэрис. Я свернул, и течение понесло нас под мост. Мы миновали
— Смотри, па!
Отец покачал головой, не поднимая глаз.
— Не сейчас, сынок. Делай что делаешь.
Мы проплыли пятьдесят пять километров. Моя кожа, обожженная солнцем, стала горячей на ощупь, руки были ободраны, из-под ногтей от постоянного давления шла кровь. Держать весло было мучительно, не говоря уж о том, чтобы грести. Я наблюдал за тем, как уменьшается фигурка мальчика.
Мы свернули, раздвигая траву, выбрались из тени моста и направились к Крэндоллу — пристани в лесу. Если не привлекать к себе внимания и грести тише, мы могли бы остаться незамеченными, потому что в этом месте ширина реки достигает мили. Вдалеке, на юго-востоке, из труб бумажной фабрики в Фернандине поднимался белый дым, собирался в тучи и рассеивался. Ночью в дыму виднелись искры. Когда я работал у Гуса, мы называли это «свет в конце туннеля».
Крэндолл — открытая пристань, но мало кто о ней знает. Это широкие стапеля, сделанные из осколков устричных раковин. На поросшем травой утесе возвышаются рослые дубы; много лет назад кто-то выстроил там каменный стол для пикника и выкопал глубокий колодец. Мне была нужна вода. Еще полмили, и я втащил каноэ на стапеля. Выравнивая лодку, я уперся ногой и чуть не закричал от острой боли. Меня замутило, перед глазами замелькали черные круги. Я схватился за нос каноэ, вылез и потянул его за собой. Лодка тихо заскользила по ракушкам. Причал был завален рыбьими скелетами — некоторые достигали метра в длину и были полностью обглоданы.
Я привязал каноэ, вынес Эбби и уложил ее на стол. Нога у меня болела, на траве оставались кровавые следы. Я приподнял голову Эбби, подсунув под нее автомобильную камеру, а сам пошел к колодцу. Вокруг рос бамбук толщиной в руку, он соперничал за солнце с дубами. Среди деревьев цвели камелии, азалии и мимозы. На Эбби падала тень сирени. Ее ветви отяжелели от сотен бутонов, которым вскоре предстояло превратиться в розовые цветы. Насос закашлял, забулькал и выбросил струю на два метра в сторону — получился неплохой душ. Сначала вода шла ржавая, а затем сделалась чистой и холодной. От нее пахло тухлыми яйцами. Я смочил голову, наполнил бутылку и вернулся к Эбби, чтобы напоить ее и умыть. Потом сел и осмотрел ногу. В нее вонзилась большая рыбья кость, проткнув подошву сандалии. Я разулся и вытащил ее. Из раны пошла кровь, залив сандалию и ступню. Я напился и намочил шляпу, чтобы освежить обожженные солнцем плечи и шею.
Солнце садилось, и я знал, что времени у нас не много. Я снова уложил Эбби в лодку и отчалил. Течение подхватило нас, и мы понеслись прочь от берега. На ногу я старался не смотреть. Кровотечение прекратилось, но вся ступня была липкая.
На северо-востоке показалась кирпичная труба заброшенной фабрики — северная оконечность городка Су-Сент-Мари. Между ней и мной, покачиваясь над болотом и блестя на солнце, поднимались сотни мачт. Если люди сенатора действительно были повсюду, они сейчас стояли на причале и высматривали нас в бинокль.
После Крэндолла река делает несколько поворотов и бежит к Ридс-Блаф, где течение уходит под воду и становится опасным. Потом начинается отрезок длиной километра полтора, и в Сент-Мэрис вливается Баррелс-Крик. Два потока,
Я оглянулся. Мы шли к этому четырнадцать лет. Осталось всего одиннадцать километров. Одиннадцать невозможных километров.
Солнце висело низко на западе, собираясь скрыться за деревьями. Как бы я ни старался, я не мог его остановить.
Глава 48
11 июня, вечер
Через час мы достигли поворота возле Ридс-Блаф. Течение здесь оказалось быстрее, чем я думал. И самое худшее из всех возможных. Не на поверхности, а под водой. Глубина достигала двенадцати метров, и избыток воды вытеснялся наверх. Я направил каноэ на быстрину, лодку подхватило и начало заносить кормой вперед. Я опустил весло в воду и оттолкнулся, но толку не было. Подводное течение занесло корму, потом нос, потом снова корму. Вода кружилась, поднимаясь со дна, и нас бросило в самую гущу. Мусор, бревна, ветки собрались в кучу, и все это вертелось, точно в миксере. Каноэ врезалось в самую середину и взмыло на верх кучи. Я схватил Эбби за руку, и тут вода хлынула через борт. Река, яростная и свирепая, затопила сиденье, и мы вылетели из лодки. Я ушел под воду и начал рваться на поверхность, но течение потянуло нас вниз и прочь друг от друга. Нас швыряло, бросало, а потом наши тела переплелись. Я боролся за глоток воздуха, но между мной и свободой был толстый слой мусора. Когда я потянулся за Эбби, ее не оказалось рядом. Я брыкался и боролся, но не мог пробиться наверх. Мне отчаянно недоставало воздуха. В двенадцати метрах от меня дно. Поверхность — на расстоянии вытянутой руки. Но вынырнуть я не мог. Легкие сжались, я снова увидел точки и круги.
Вот и все?
Подводное течение потянуло меня за ногу. Я всплыл как поплавок. Мое лицо оказалось над поверхностью воды, и я заметил, как мелькнул знакомый купальник. Я в три гребка настиг Эбби, ухватил ее за лодыжку и вытащил. Она вдохнула и закашлялась. Берег был всего в десяти метрах от нас. Над водой лежало поваленное дерево, от ствола отходил длинный голый сук. Я схватился за него, и он сломался. Мы кружились и бултыхались в воде, но я не выпускал из рук обломок сука и Эбби. Наконец плечом я врезался в берег и вонзил палку в песок. Расщепленный конец воткнулся глубоко и удержал нас, точно якорь. Я обхватил Эбби поперек груди, подтянулся и вылез. Песок был мягкий, вода тащила нас обратно. Я упирался ногами, и сантиметр за сантиметром полз вперед, медленно волоча за собой Эбби. Она выплевывала воду с кровью. Дыхание у нее было слабое и сиплое, борьба с течением ее утомила. Эбби походила на тряпичную куклу. Я обыскал берег, но все исчезло — каноэ, одеяло и пистолет.
Остались только мы.
В двадцати метрах над моей головой возвышался Ридс-Блаф. Это песчаная дюна, которая вырастает прямо из воды и тянется на запад и на восток. Наверху ее ширина около двух метров, и с двух сторон она почти отвесная. Растущая на ней осока своими корнями удерживает песок. Склон крутой, но с вершины открывается обзор на мили вокруг. А главное, виден городок Су-Сент-Мари. Нужно показать его Эбби. Нужно показать ей, что мы близки к цели.
Я поднял жену, забросив ее руки себе на плечи.
— Держись.
Эбби не ответила.
Я уперся ногами в песок, схватился за осоку и пополз вверх. Каждые несколько футов я проваливался в песок, и это заставляло меня держаться крепче. Подъем занял несколько минут. Наконец я уложил Эбби на узкое плато, отдышался, усадил ее и прислонил к себе.
— Смотри, милая.
Я взял жену за руку и указал вперед:
— Вон там Сент-Мэрис. Еще восемь километров. И все.
Она не могла сделать ни единого вздоха, не закашлявшись.
— Эй… — Я сжал ей руку. — Когда мы доберемся туда, я позвоню доктору Андерсону. Мы можем поужинать в Сент-Мэрис и вылететь завтра утром.